Поблагодарив его, Гарри передала ему свою сумку, сунула листок в карман и двинулась к выходу вслед за Грэйси.
Воздух был холодный и сырой. Свинцово-серое утреннее небо, похоже, собиралось вот-вот разразиться проливным дождем. Тюрьма Арбор-Хилл располагалась неподалеку от городских причалов, но обычный уличный шум сюда почти не долетал — окружающий мир, казалось, был отгорожен от тюрьмы невидимым экраном.
Свернув за угол, Гарри увидела главные тюремные ворота и невольно отступила назад. Мрачная тюремная стена-ограда высилась над головой, достигая пятнадцати, а то и двадцати футов в высоту. Унылый бетон тянулся в обе стороны чуть не до самого горизонта, и Гарри подумала, что у подножия стены она сама будто уменьшилась в размере. Стену разделял пополам центральный блок-пропускник — высокое, готического вида строение с примыкавшим к нему портиком, увенчанным крепостными зубцами. Гарри смотрела, как Грэйси подходит к двери, но сама была не в силах двинуться с места. То было обиталище вампира из страшных сказок.
— На стены не обращайте внимания, — бросила ей Грэйси, не оглядываясь. — Сначала от них мурашки по коже, но потом привыкнете.
Гарри поежилась и пошла за ней через стальные ворота, где офицер взял у них пропуска и впустил внутрь, отворив тяжелую железную дверь. Оттуда другой офицер повел их по узкому коридору, напомнившему Гарри ее старую начальную школу: зеленые стены, жесткие полы и почти полное отсутствие центрального отопления. По пути офицер разъяснил им основные правила посещения: полчаса на свидание, одно свидание в неделю, не курить, не дотрагиваться друг до друга, не передавать контрабанду. Он открыл дверь с надписью «Комната для свиданий» и отступил в сторону, пропуская их внутрь.
Гарри вошла в комнату вслед за Грэйси, с неудовольствием отметив, как громко бьется ее собственное сердце. Прямо перед ней был большой деревянный стол, по обе стороны стола стояли в ряд стулья. Стол был необычайно широк: не меньше пяти-шести футов в ширину — вполне достаточно, чтобы исключить любой физический контакт.
Двое тюремных офицеров заняли свои наблюдательные места на возвышениях, расположенных в противоположных концах комнаты. За столом сидел один-единственный человек — пожилой мужчина, поднявший голову, когда Грэйси стала усаживаться напротив. Поколебавшись, Гарри выбрала стул посередине, села и сцепила перед собой руки. Она пожалела о том, что у нее отобрали сумку, ибо теперь ей нечем было занять руки. Прямо напротив Гарри заметила еще одну дверь и уставилась на нее в ожидании отца.
Сидевшая рядом с ней Грэйси вполголоса беседовала с пожилым мужчиной. Гарри украдкой взглянула на него. Одутловатое лицо покоилось на подушке из зоба — слушая Грэйси, он то и дело пощипывал себя за мелко колыхавшиеся складки кожи под подбородком.
Раздался негромкий щелчок, и дверь напротив Гарри отворилась. Еще один офицер перешагнул через порог, встал спиной к стене у открытой двери и улыбнулся человеку, вошедшему в комнату вслед за ним.
— До встречи, Сал, — сказал офицер, козырнул ему и вышел.
— Gracias, [65] — отозвался вошедший.
Он постоял у двери. На нем были чистые, тщательно выглаженные черные брюки и темно-синий пуловер. Волосы, ставшие теперь полностью серебристо-седыми, и густая белоснежная борода делали его похожим на старого морского волка. В детстве Гарри была уверена, что ее отец — взаправдашний капитан Птичий Глаз.
Теперь он будто стал меньше ростом. Или ей только показалось?
Увидев ее, он моргнул, как бы не веря своим глазам. Гарри выпрямилась и сплела ноги, спрятав ступни под стулом. Она понимала, что ее поза слишком напряжена, но не могла расслабиться. К горлу подбирался болезненный комок, и она уже чувствовала, как нелегко ей будет с ним справиться.
Улыбнувшись, отец покачал головой, протянул к ней руки и снова уронил их вдоль тела.
— Hija mia! Доченька!
Он смущенно поглядел в пол, потом кашлянул и уселся за стол напротив Гарри.
— Меня не предупредили, что это ты, Гарри, — сказал он. — Как я рад тебя видеть! Ты просто не представляешь!
Он наклонился вперед и потянулся к ней через стол. Потом, будто передумав, снова отодвинулся и сел, сцепив перед собой пальцы рук. Гарри почувствовала, как комок у нее в горле разбухает все больше. Она попыталась представить себя сидящей на школьной стене — и не смогла.
— Подумать только! — воскликнул он. — Совсем, совсем взрослая стала!
Взгляд его карих глаз был мутноват, но брови остались жгуче-черными. Гарри опустила голову.
— Я должна была прийти раньше, — негромко произнесла она.
— Тш-ш-ш! Ну что ты, золотко? Тебе тут совсем не место. Правильно сделала, что не приходила. Я сказал твоей матери, что не хочу никого из вас тут видеть.
— А она тебя навещает?
Он покачал головой.
— Мы с ней договорились, что будет лучше, если она не станет меня навещать.
Гарри попыталась представить себе свою изысканно одетую мать здесь, в этой комнате. Картинка не выстраивалась.
Отец, потеребив рукав, сказал:
— Твоя мать слишком многого ждала от брака с инвестиционным банкиром. Боюсь, я не оправдал ее ожиданий. Это моя вина, а не ее.
— А что Амаранта? Она-то уж точно тебя навещает, правда?
— На первых порах навещала, да. Притом весьма регулярно. — Он заговорщически подмигнул ей. — Ну, ты же знаешь Амаранту. Всегда делает то, что велит ей долг. Но потом у нее родился ребенок, и ей, конечно, стало не до меня. Поначалу она хотела принести Эллу с собой, но я строго-настрого запретил ей это. — Отец рубанул рукой воздух — горизонтально, ладонью книзу, будто веером сбрасывая на стол колоду карт. — Пока я жив, ноги моей внучки тут не будет.
Моргнув от удивления, Гарри откинулась на спинку стула. Оказывается, не она одна решила держаться подальше от отца.
— Значит, к тебе вообще никто не приходит?
Он пожал плечами.
— Иногда от визитов только хуже. — Он кивнул на Грэйси и ее собеседника. — Возьми вон Брендана. Каждый вторник, вот уже двадцать три года кряду, к нему приходит сестра, торчит тут и терзает его рассказами про жизнь и семью, которую он никогда больше не увидит. Каждый вторник он плохо спит по ночам.
— За что он сидит?
Отец отвел взгляд и секунду помолчал. Потом покачал головой и тихо сказал:
— Лучше тебе не знать, золотко.
Чувствуя, как у нее от ужаса округляются глаза, Гарри посмотрела на пожилого человека. Тот все так же пощипывал кожу на горле дрожащей рукой. Он скользнул по Гарри безучастным взглядом водянистых глаз, и у нее появилось ощущение, будто внутри все оборвалось. Она отвернулась и стала изучать лицо отца. Отец выглядел гораздо старше своих шестидесяти четырех лет. Кожа его стала дряблой, морщины на лбу — глубокими и волнистыми, как песчаные наносы, оставленные приливом.