Глаза ее снова широко открылись.
Или под силу?
— Как там, в Копенгагене?
— Холодно, — сказал Диллон.
Гарри улыбнулась в трубку.
— Это тебе за то, что хотел завоевать Скандинавию!
Диллон рассмеялся.
— Ты где сейчас?
Она окинула взглядом длинные серые стены крепости, протянувшейся во всю длину Арбор-Хилла, и ее мрачный фасад, окруженный сверкавшей на солнце серебристо-стальной оградой.
— В машине, — коротко ответила она.
По крайней мере, в этом была доля правды. Диллон позвонил ей, как только она затормозила возле тюрьмы. Гарри посмотрела через дорогу на узкие окна блока, в котором располагался главный вход. Окна были высокие, заостренные кверху, с мозаикой из квадратных стеклышек. Если бы не железные решетки, их можно было бы принять за окна собора.
Гарри отвела взгляд от мрачного здания. Диллон наверняка посоветовал бы обратиться в полицию, но она не могла этого сделать. Каковы бы ни были прегрешения ее отца, она не должна рисковать, зная, что его снова могут засадить за решетку.
— Я вернусь через пару дней, — сказал Диллон. — Может, пороешься в своем «воскресном вечернем буфете»? Проведем вечер вместе!
Гарри закатила глаза, с ужасом подумав о том, что Диллон запомнил ее захламленный кухонный ящик.
— Звучит заманчиво, — произнесла она. — Подбрось настоящего датского пива — и считай, что свидание назначено.
Свидание! Зачем она сказала «свидание»? «Сделка», «сделка состоялась» — так было бы правильнее. Гарри опустила голову на подголовник и закрыла глаза. Она хотела спросить его о той ночи, которую они провели вместе, о том, что для него значила эта ночь, однако понимала, что на этом трудно построить непринужденный разговор. Ей вдруг пришло в голову, что в жизни без секса есть свои преимущества.
— Так как прошел полет? — поинтересовалась Гарри и тут же недовольно поморщилась: не хватало еще спросить его о погоде!
— Без происшествий. Не считая того, что за мной, по-моему, следили — до самого аэропорта.
— Что? — Она резко выпрямилась на сиденье.
— Такой бык в темном пиджаке, с башкой, как бильярдный шар.
Куинни.
— Похоже, тот самый приятель Леона.
— Я так и подумал, — сказал Диллон и добавил: — Но в самолет он не сел.
— Черт! Прости, что втянула тебя во всю эту фигню.
— Я уже сказал: обо мне не беспокойся. Да и вообще, что он может сделать? Ну, покопается в моем прошлом — и что? Нет там ничего, что помогло бы ему до тебя добраться. Он вернется к Леону с пустыми руками.
— Надеюсь, что так.
— Забудь. Я уже забыл.
Гарри закусила губу, подумав о том, что по-прежнему многое утаивает от него. Старые привычки не меняются в одночасье. Она набрала побольше воздуха и сообщила:
— Сегодня утром я была у отца.
— Ух ты! — воскликнул Диллон и, немного помолчав, произнес: — Ну, я рад. И как?
— Не очень. Он не захотел мне помочь. Надеюсь, мы сможем поговорить с ним, когда ты вернешься.
— Да, конечно. — Снова пауза. — Слушай, я тут собираюсь в душ, освежиться, а потом опять тебе позвоню. Ладно?
Гарри поймала себя на том, что пытается представить его в дýше, и улыбнулась.
— Ладно. Не забудь претцели!
Диллон дал отбой, и Гарри принялась подсчитывать показания своих внутренних датчиков. Жалости — ноль процентов, желания — сто. Так-то лучше.
Она посмотрела на часы: без пятнадцати два. Отец вот-вот выйдет. Солнце палило сквозь лобовое стекло, до невозможности раскаляя обивку сидений. Тучи излились дождем и улетели прочь, оставив после себя ясное голубое небо. Покрутив ручку, Гарри опустила стекло и посмотрела вниз и вверх по улице. Арбор-Хилл представлял собой одинокий отрезок дороги с минимумом движения. Гарри припарковалась напротив главных тюремных ворот, приткнув машину к одной из каменных стен старинных казарм Коллинз. И спереди, и сзади дорогу перерезали глухие повороты, благодаря которым ощущение изоляции усиливалось.
Из-за угла показалась женщина в красном спортивном костюме, толкавшая вверх по склону детскую коляску. Малыш держал в протянутой руке палочку и бил ею по тюремной ограде.
Гарри с трудом заставила себя снова посмотреть на аскетическое викторианское здание, занимавшее почти весь холм. Портик у входа был защищен железными воротами, похожими на подъемную решетку средневекового замка. На тюремных стенах, показавшихся ей еще выше, чем это было раньше, торчали мотки толстой колючей проволоки, невероятно зловещей на вид. Гарри подумала о коллекции зла за этими стенами, о той полужизни, которую вели ее обитатели, и по коже у нее пробежали мурашки.
«Драконье обиталище», — подумала она.
Женщина с коляской медленно прошла мимо. Малыш на секунду прервал свое занятие, указав палочкой на кусты желтых роз, росшие у входа в тюрьму. Женщина продолжала толкать коляску. Гарри проводила ее и ребенка взглядом, пока они не исчезли из зеркала заднего вида.
Внезапно раздался громкий щелчок, и она быстро перевела взгляд снова на тюрьму. Охранник, стоявший внутри портика, отпирал ворота. Он толкнул их рукой, и они распахнулись настежь — со стонущим звуком, похожим на фальшивый скрипичный аккорд. Охранник посторонился, и отец Гарри вышел на солнечный свет.
На нем были темно-синий блейзер, надетый поверх белого джемпера с вырезом лодочкой, и серые брюки. В руке он держал большую синюю вещевую сумку. Заслонившись другой рукой от света, Сал задрал голову и поглядел на небо, затем обернулся и, улыбнувшись, пожал руку охраннику. Он был похож на морского офицера, собравшегося на берег в краткосрочный отпуск.
Он пошел по дорожке. Ворота со скрипом закрылись у него за спиной. Гарри посмотрела на отца, мысленно поинтересовавшись, какую из своих личин он представит на ее суд сегодня. Беловоротничковый преступник или преуспевающий банкир? Детский герой или никудышный родитель? Гарри казалось, что каждый раз, когда она встречала отца, ей приходилось оценивать его заново.
Глубоко вздохнув, она выбралась из машины. После салона «микры» с ее парниковым эффектом ветерок, коснувшийся обнаженных рук и лица, показался ей холодным. Услышав звук хлопнувшей двери, отец встрепенулся и помахал Гарри рукой. Он широко улыбался, все так же играя в развеселого моряка. Вопреки своим дурным предчувствиям, Гарри поймала себя на том, что улыбается ему в ответ.
Она ступила на проезжую часть, не спуская глаз с отца, спешившего ей навстречу. На свету его лицо выглядело совершенно бесцветным — черные брови, контрастирующие с пепельно-серой кожей, казались накладными. Он прошел мимо клумб с желтыми розами; сумка билась о его ногу.