Человек, которому приказали убить свидетеля и адвоката, принялся чистить пистолет, выданный ему для этого задания, — «Глок 17», не старый и не новый, в хорошем состоянии и неплохо проявивший себя в деле. Он разобрал его, протер, смазал и снова собрал. Бока рукояти были выпуклыми, и в микроскопических щелях собралась грязь. Он убрал ее при помощи ушной палочки, смоченной в растворе. Имя изготовителя стояло в нижней части рукояти — невероятно сложное и довольно-таки дилетантское изображение буквы G, внутри которой поместилось все слово. Ее вполне можно было принять за обычную выпуклость и легко не заметить. На первый взгляд казалось, что пистолет называется «Лок». Все буквы были сильно испачканы. Мужчина снова намочил палочку в растворе, и через минуту они стали чистыми.
Кабинет Петерсона оказался маленьким темным квадратным пространством, принадлежащим мужчине. Он находился в задней части дома и имел две внешние стены и два окна, дверь, ведущую в гостиную, и, судя по всему, маленькую ванную комнату. Шторы из толстого клетчатого материала были раздвинуты. Остальное пространство стен занимали шкафы, купленные на распродажах, и старый дубовый стол со стоящим на нем маленьким холодильником. На нем пристроился древний будильник с двумя металлическими колокольчиками, который невероятно громко тикал. Низкое кожаное кресло, по виду скандинавское, и двухместный диван, превращенный в узкую постель, дополняли обстановку.
Ричер сел на нее, Петерсон достал из холодильника две бутылки пива, снял крышки, бросил в мусорную корзину и, протянув одну Ричеру, уселся в кресло.
— У нас тут сложилась довольная непростая ситуация, — заговорил он.
— Я понял, — ответил Джек.
— Сколько тебе известно?
— Мне известно, что вы ходите вокруг компании байкеров, которые балуются метамфетаминами. Мне показалось, что вы их боитесь.
— Мы их не боимся.
— Тогда почему вы с ними так нежничаете?
— Об этом мы тоже поговорим. Что еще тебе известно?
— Что у вас довольно большой полицейский участок.
— Хорошо.
— А это означает, что у вас серьезное полицейское управление.
— Шестьдесят человек.
— И вы все были заняты весь день и весь вечер, причем настолько, что шеф полиции и его заместитель после работы, точнее, в десять вечера, приняли сообщение какого-то жителя города и тут же на него отреагировали. А это означает, что остальные ваши парни блокируют дороги. Получается, что Болтон практически полностью отрезан от остального мира.
— Потому что?
— Потому что вы беспокоитесь по поводу того, кто может к вам заявиться.
Петерсон сделал большой глоток из своей бутылки и спросил:
— Автобусная авария была настоящей?
— Я не тот, кого вы ждете, — ответил Ричер.
— Мы это знаем. Ты не управлял автобусом. Но, может быть, наш парень — водитель автобуса?
Ричер покачал головой:
— Вне всякого сомнения, это слишком сложно. Многое могло пойти не так, тысяча вариантов.
— Он действительно пытался выровнять автобус, когда тот заскользил?
— В каком смысле?
— В том смысле, что не он ли сам это устроил.
— Ну, тогда он мог бы просто выключить двигатель и сделать вид, что тот сломался. Рядом с развязкой.
— Слишком очевидно.
— Я спал. Но то, что видел после того, как проснулся, показалось мне настоящим. Не думаю, что он ваш человек.
— Но такое возможно?
— В мире все возможно. Однако если бы мне потребовалось проникнуть в ваш город, я бы сделал это под видом посетителя тюрьмы. Шеф Холланд рассказал мне, что у вас их бывает великое множество. Спальные места заняты шесть дней в неделю.
— Мы довольно неплохо знаем всех. Здесь у нас не так много заключенных с маленькими сроками. Лица редко меняются. И мы за ними следим. Если попадается кто-то незнакомый, мы связываемся с тюрьмой и спрашиваем, есть ли такой человек в списках. Да и вообще, по большей части это женщины и дети. Мы же ждем мужчину.
Ричер пожал плечами и сделал глоток из бутылки; оказалось, что это «Миллер». Стоявший неподалеку от него холодильник вдруг принялся гудеть — видимо, когда Петерсон открыл дверцу, внутрь попал теплый воздух, и сейчас мотор вступил с ним в сражение.
— Тюрьму строили два года, — начал рассказывать Петерсон. — Рабочих понаехало огромное количество, и для них разбили лагерь в пяти милях к западу от города. На общественной земле. Раньше там находилась военная база. Так что поставили еще несколько домиков и трейлеров, и в результате получилось что-то вроде маленькой деревни. Потом рабочие уехали.
— Когда?
— Год назад.
— И что дальше?
— Там поселились байкеры и захватили территорию.
— Сколько?
— Сейчас их больше сотни.
— И?
— Они продают метамфетамины, много. На восток и запад, благодаря автостраде. Это серьезный бизнес.
— Так разгоните их.
— Мы пытаемся, но это непросто. У нас нет уважительной причины, чтобы устроить там обыск. Что при обычных обстоятельствах не является проблемой. Лаборатория по производству «мета» обычно находится в трейлере и существует примерно день или два. Нам остается только ехать вслед за пожарниками. Там же используются разные взрывчатые вещества. Однако эти парни очень осторожны. До сих пор не произошло ни одного несчастного случая.
— Но?
— Нам повезло. Из Чикаго на запад на переговоры о большой партии приехал крупный дилер; он встретился с их главным здесь, в Болтоне. Нейтральная территория, все цивилизованно. Он купил образец из пикапа, стоявшего на парковке перед рестораном, в котором мы с тобой ужинали.
— Что дальше?
— У нас есть свидетель, видевший, как произошла сделка. Тип из Чикаго сумел уйти, но мы захватили наркоту и деньги и арестовали байкера. Сейчас он в тюрьме штата, ждет суда.
— Вы захватили их главаря? Разве это не уважительная причина, чтобы устроить обыск?
— Его грузовик зарегистрирован в Кентукки, права получены в Алабаме. Он утверждает, что приехал сюда и тут не живет. У нас ничего на него нет, чтобы связать с плохими парнями. Мы же не можем получить постановление на обыск на основании того, что он одет, как человек, которого мы видели. Судья на такое никогда не согласится. Им нужны более веские причины.
— И каков же план?
— Мы собираемся предложить ему сделку за то, что он признаМЃет свою вину и расскажет все, что ему известно, и мы накроем лабораторию.
— Он согласился?
— Пока нет. Он выжидает. Хочет посмотреть, не забудет ли свидетель то, что видел. Или, может, и вовсе умрет.