— В плохую погоду? — Я закусила губу и постаралась не обращать внимания на гнетущее чувство, которое испытала при этих словах. Я очень, очень хотела сделать эту работу. Но у меня еще все впереди. И потом, разве можно передать в статье атмосферу, если я сама не прониклась целостным ощущением города? Нельзя. — А ведь во время прогулки можно посмотреть еще несколько мест по работе, правда?

— Конечно. Я вот думаю: может быть, нам прокатиться на автобусе с открытым верхом? Так вы увидите все сразу. — Виржини усмехнулась. — Это, как вы гам говорите, банально. Но, я думаю, вам понравится.

— Мне нравится банальное, — призналась я. — Мы увидим Эйфелеву башню?

— Увидим. — Она надула губы. — Вы знаете, что парижане не любят эту башню? Что считают ее уродливой?

— О французах постоянно что-нибудь говорят, — сказала я, вставая и с неохотой покидая мороженщика. — Но я верю не всему, что слышу.

— Этому верить можно, — сказала Виржини, указывая назад. — Нам надо поехать на метро.

— Ведь, например, ноги же вы бреете? — продолжила я.

— Я применяю воск.

— И вино детям даете?

— Я не знаю никаких детей.

— А стала бы?

Виржини вздохнула.

— Метро там.

Ага, попалась!

Глава седьмая

— А потом мы отправились на автобусе с открытым верхом, и я увидела Эйфелеву башню и Нотр-Дам, Лувр. Боже, столько всего! А потом мы спустились в метро. Я сюда на метро приехала, я говорила? — Последние три минуты я трещала без остановки, не прервавшись даже, чтобы поцеловать Алекса в знак приветствия. Вот как мне понравился Париж. Сильно.

— Говорила, — сказал он, поднося мою руку к своим губам и слегка целуя ее. — Я рад, что ты хорошо провела день. Поработать-то успела?

— Да, — ответила я, надувая губы. Его нисколько не интересовали мои парижские приключения. — Виржини взяла все мои вещи, в смысле которые мы купили для того, чтобы написать статью. Я се пригласила на сегодняшнее выступление, ничего?

— Конечно, — сказал он, уводя меня с прохода и направляясь вниз по крутой лестнице. Мне нравилось подниматься за ним вверх по лестнице, потому что тогда открывался великолепный вид на его обтянутый джинсой зад, а вот спускаться вниз — нет: я всегда опасалась, что если споткнусь, то его мягкое место окажется слишком худым, чтобы мое приземление на него было мягким. — Ненавижу, что ты стоишь одна, когда я играю.

— Не надо делать из меня грустную фанатку: не так уж часто я бываю одна, — сказала я, щурясь, чтобы привыкнуть к затемненному бару. — Просто с тех пор как Дженни уехала, у меня не так уж много знакомых, с которыми можно сходить на концерт.

— Тогда хорошо, что у тебя есть я. — Алекс помахал человеку у барной стойки и подвел меня к маленькому столику в дальнем конце бара. — А я говорил тебе, что ты выглядишь великолепно?

— Нет еще. — Я поерзала на стуле и облокотилась на стол, чтобы продемонстрировать свою ложбинку а-ля Париж (спасибо новому белью «Абад»), терпеливо напрашиваясь на комплимент. А если он захочет сунуть немного денег в мою несравненную небесно-голубую футболку с v-образным вырезом, которая, по словам Виржини, подчеркивала мои глаза, я буду не против.

— Миленько выглядишь, — сказал он, и его рука опустилась мне на бедро.

— Всего лишь миленько?

— Супермиленько.

— He trts chic? [33]

Алекс посмотрел мне в глаза и прижал мои руки к своему сердцу.

— Vous etes la femme la plus belle et la plus renversante a Paris. Aucune autre femme ne compare к vous [34] .

— Я понятия не имею, что ты сейчас сказал, — чувственным шепотом произнесла я, — но гарантирую, что секс тебе обеспечен.

— Пойдем выпьем чего-нибудь, — усмехнулся он, кивая бармену. — Тут море сангрии и пива. И я бы не стал заморачиваться последним.

— Значит, остается сангрия, — сказала я, осматриваясь. Музыкальный автомат работал на полную, и уже сейчас, к половине седьмого, бар был забит миловидными парижанками. Хипповыми гранжевыми, а не теми безупречно стильными девицами, которых я видела на улицах сегодня днем. И хотя для работы это было не нужно, но тем не менее Виржини пообещала поводить меня по самым показушным кварталам Парижа, чтобы я могла постоять у витрин и повздыхать.

Человек из-за стойки в джемпере ручной вязкие замысловатым повторяющимся рисунком в виде каких-то животных подошел к нам с двумя бокалами и кувшином сангрии. Бухнув все это на стол и разлив вино, он пробормотал что-то Алексу по-французски и похлопал его по спине, от души расхохотавшись. Я изумленно подняла одну бровь и выпила свой напиток. Он был чертовски хорош. И чертовски крепок.

— Надеюсь, то, что он тебе сказал, никак не связано с интимом, — сказала я, ставя стакан обратно на липкий стол. — Не думаю, что мне стоит много пить, учитывая, что за весь день я не ела ничего, кроме половины багета и мороженого.

— Здесь еда не особо в почете. — Алекс слегка нахмурился, изобразив выражение лица «я задумался». Обожаю, когда он так делает, потому что дальше он обыкновенно начинает насвистывать какую-нибудь известную мелодию. — У них тут только такие маленькие бутербродики с сыром сверху. Зато неподалеку есть одно местечко, там делают отменные steak frites [35] . Если хочешь поесть, скажи — у нас еще есть время.

— Ладно. — Я старалась не обращать внимания на то, что мой желудок не просто бурлил, а в нем уже началась революция. — А ты зачем-то приезжал в Париж, что так хорошо знаешь, где что есть?

— Все когда-то сюда приезжают, — ответил он, наполняя мой бокал до краев. — Все всегда встречаются в «Одеоне». Это как не знаю, Юнион-сквер или Пиккадилли.

— Ты не ответил на мой вопрос, не так ли? — спросила я, сжимая его ногу. Я старалась не слишком давить, но чем более уклончиво он отвечал, тем больше это начинало меня беспокоить. — Откуда ты знаешь Париж так хорошо? Тебе известно больше, чем простому туристу. Ты знаешь, где всякие бары — тебе даже не надо смотреть на карту! — и где кто обычно встречается. А ну-ка выкладывай, Рейд.

— Ладно, только потом не бесись, — начал он, прислоняясь спиной к стене. — Я встречался с парижанкой, и мы проводили здесь время вместе. Вот и все. Париж город маленький, ориентироваться начинаешь быстро.

— А с чего это ты решил, что это меня взбесит? — спросила я истеричным визгливым тоном. — Еще чего!

Наверное, потому, что мы никогда толком не обсуждали свое прошлое с, ну, первого раза, — сказал он, настороженно глядя на меня своими зелеными глазами. — И вообще это было сто лет назад.