— Из-за этой шалавы мы должны в коридоре стоять, — возмутилась проститутка, но вышла вслед за двумя другими соседками. Мара повернулась и увидела Дронго. Сразу оценила и его костюм, и стильный галстук. Странно. Он не похож на обычного следователя. У тех казенные лица и форменная одежда. Может, он из другого ведомства?
— Извините, — сказал Всеволод Борисович, опустившись на стул, пододвинутый ему Савиным. — Мы хотели бы с вами поговорить.
— О чем? — спросила Мара. — Вы ведь и так все знаете.
— Не все. Мы не знаем, кто к вам пришел и почему вы открыли дверь.
— Мой водитель, этот негодяй Шуляков, — с ненавистью произнесла она, — позвонил в квартиру. Больше я ничего не помню. Я потеряла сознание и пришла в себя только в больнице.
— Вы знали этих людей?
— Одного знала, Матвея Очеретина. Бандит и насильник. Двое других, насколько я поняла, его телохранители.
— Зачем они пришли?
— Не знаю.
— Они чего-то просили, требовали?
— Нет, ничего.
— Почему вы сразу не позвали на помощь? Вы могли закричать, подбежать к окну, выбить стекло.
— Мне это не пришло в голову.
— Но зачем все-таки они пришли? Вы ведь и раньше видели Очеретина?
— Да, встречала, — она старалась не смотреть на сидевшего рядом Дронго. Для нее оба следователя, и молодой, и пожилой, существовали лишь постольку, поскольку досаждали ей своими вопросами. Другое дело Дронго. В нем она сразу почувствовала мужчину. Но после предательства Фанилина ничего, кроме отвращения, мужчины у нее не вызывали. Поэтому она и не смотрела на Дронго.
— Где и когда вы с ним встречались? — спросил Романенко.
— В разное время и в разных местах. — Она боялась упоминать имя Чиряева, что могло повлечь за собой последствия еще более тяжелые. Только сейчас она поняла, что бандиты наверняка ворвались к ней в квартиру по приказу Чиряева. Иначе не посмели бы. Значит, он видел фотографии. Эта мысль повергла ее в отчаяние.
— Вы не можете вспомнить, где именно? — настаивал Романенко.
— Не могу, — ответила она с раздражением, — я ничего не помню. Я ничего не знаю. У меня болит голова.
Видя, что она на грани истерики, Романенко поднялся и, пожав плечами, взглянул на Дронго. Тот поднялся следом. Но вдруг сказал:
— Оставьте нас, я сам с ней поговорю.
— Хорошо. Только недолго. У нее может начаться истерика, — предупредил Всеволод Борисович, вместе с Савиным выходя из палаты.
— Успокойтесь, пожалуйста, — сказал Дронго, снова садясь на стул.
— Теперь вы хотите меня терзать? — спросила она.
— Нет, не собираюсь, — мягко ответил Дронго, — давайте договоримся так. Я не буду вам задавать вопросов. Выскажу только свои предположения.
— Зачем мне ваши предположения? — спросила с вызовом женщина. — Жизнь моя кончена.
— Пока нет, — возразил Дронго, — но, если будете упорствовать, можете не выйти из этой больницы.
— Что вы имеете в виду? — почему-то шепотом спросила она.
— Выслушайте меня. — Он наклонился к ней. — Вчера вы встретились со своим приятелем, и то, что произошло между вами, кто-то сфотографировал, запечатлев самые откровенные позы. Эти фотографии мы нашли в кармане Очеретина. Они помечены вчерашним числом. Кто-то прислал их ему. А он переправил снимки Чиряеву. Взбешенный, Чиряев приказал своим людям убить вас, но перед смертью поиздеваться над вами.
Она слушала, затаив дыхание, завороженная взглядом его темных глаз, чувствуя, как страх леденит душу.
— Чиряев приказал разобраться с вами, — продолжал Дронго, — а водитель, приставленный к вам, помог убийцам проникнуть в квартиру. Прежде чем вас убить, они решили с вами поразвлечься. Чем это кончилось, вы знаете. Потом в квартиру ворвались уже другие убийцы и перестреляли насильников.
— Да, — растерянно сказала она, — наверно, так все и было.
— Возможно, вы потеряли сознание и не помните, кто расправился с насильниками. Возможно, вы их даже не видели. Они вас не тронули, потому что подумали, что вы либо без сознания, либо мертвы. Но они снова придут, узнав, что вы живы. Обязательно придут. И не только они. Именно в вашей квартире убили Очеретина и его боевиков. Возможно, фотографии подбросили специально, чтобы заманить бандитов в вашу квартиру. И если это дойдет до Чиряева, вам несдобровать. Вы не сможете доказать, что ничего об этом не знали. Теперь представьте себе его состояние. С одной стороны, он узнает, что вы изменили ему, а с другой — что в вашей квартире погибли его люди. Он воспримет это как явное издевательство с вашей стороны.
— Вполне возможно, — согласилась она, — надо ему позвонить, рассказать все, как было.
— А фотографии? — холодно напомнил Дронго. — Или вы думаете, они существуют только в одном экземпляре? Если есть пленки, их можно напечатать.
— Что же мне делать? — простонала она. — Чего вы от меня хотите?
— Правду, — сказал Дронго, — мне нужны факты, и получить их я могу только от вас. Итак, кто был с вами вчера? Имя?
— Я вспоминать о нем не хочу. Альфонс, негодяй. Он меня предал.
— Его фамилия?
— Егор Фанилин. Мразь, сволочь, — она подбирала ругательства пообиднее и вдруг, вспомнив о фотографиях, даже глаза закрыла от ужаса. — Ваши сотрудники видели фотографии?
— Нет, только следователь, тот, что постарше, который безуспешно пытался вас допросить, — соврал Дронго, — если мы с вами договоримся, обещаю, фотографии будут уничтожены.
— Даете слово?
— Даю.
— Егор Фанилин, — повторила она и дала его адрес.
— Где происходила ваша встреча?
— В очень красивом доме, шикарной квартире. Мы поехали туда на его машине. Подождите. Я вспомнила адрес. Мичуринский проспект. Новостройка. Квартира шестьдесят шесть. Я еще подумала, что шестерка не очень счастливое число. Номер дома не помню. Помню, что новый. Там их несколько справа от дороги.
— Квартира шестьдесят шесть, — кивнул Дронго. — Я запомню. Скажите, Очеретин был другом Чиряева?
— Его правой рукой. Поэтому я впустила их, думала, они по делу пришли.
— Вы действительно не видели, кто убил Очеретина и его людей?
— Не видела. Потеряла сознание. У меня такое ощущение, что искупалась в грязи. Попросите, чтобы меня отпустили домой. Мне здесь плохо. Хочу помыться, привести себя в порядок, но врачи считают, что я должна побыть здесь еще несколько дней. Вводят мне какие-то лекарства.
— Чтобы вы, не дай бог, не забеременели, — предположил Дронго.