В столице Панамы ввели военное положение. Был застрелен президент Колумбии, и пять групп уже взяли на себя ответственность за это убийство. Очередные авианосные группы ВМС США направлены к тихоокеанскому побережью Центральной Америки, а также в Карибский регион. Куба объявила, что против нее готовится интервенция. Кремль пригрозил новой блокадой Берлина. Америка и Россия потребовали срочного созыва внеочередной сессии ООН. Вновь было объявлено о том, что Соединенные Штаты направляют в Панаму делегацию с миротворческой миссией, самолет должен вылететь с авиабазы Даллес завтра утром. Сотни бунтовщиков были убиты в Гонконге, а Азанийская армия обнаружила в песках в трехстах километрах от Отживаронго гигантский стеклянистый кратер и объявила, что это воронка от взрыва юаровской крылатой ракеты. В конце новостей сообщалось, с каким счетом закончилась игра между американскими бейсбольными командами, после чего возобновилась военная музыка.
Хисако хохотала, пока ее не ударили так сильно, что она на миг потеряла сознание. Но она продолжала тихо смеяться, несмотря на то, что пластиковые веревки врезались в ее запястья, а руки под тяжестью тела выворачивались из суставов; она следила, как кровь из ее рта капает маленькими бомбочками на резиновый коврик, и чувствовала, что ее разбирает смех. Заиграли марш Сузы, и это напомнило ей группу лекторов, которых она знала по английскому отделению университета Тодай, проводивших еженедельно вечеринку для студентов и сотрудников. На вечеринку обязательно приглашался кто-нибудь из носителей языка: бизнесмены, ученые, политики, иногда представители американского или английского посольства. Однажды британский дипломат появился с видеозаписью, и часть присутствующих ее посмотрела. Не все нашли увиденное интересным, не все даже поняли, но ей так понравилось, что захотелось еще. Образовалась небольшая группа преданных поклонников этого сериала, с нетерпением ждавшая пятницы, когда из Лондона прибывала диппочта с очередной кассетой. Музыка, эта самая музыка, напоминала Хисако о том, что было почти четверть века назад.
Итак, радио Панамы играло марш Сузы, использовавшийся как музыкальная заставка к «Воздушному цирку Монти Пайтона» [54] , и она не могла не смеяться, как бы сильно ее при этом ни били. Она решила, что мир абсурден, а боль, жестокость и глупость — это всего лишь побочные эффекты всеобщей нелепости, а вовсе не результат целенаправленных действий.
Когда Дендридж вызвал их по рации, ей вновь заклеили рот изолентой. Пришлось глотать кровь. Дендридж сказал, что вроде хочет подплыть к «Надии», так что ее отвязали от штурвала и после небольшой дискуссии на испанском отвели через машинное отделение в трюм и заперли без света в мастерской.
Она уснула.
Кто- то вонзил в нее нож. Она только что проснулась и поняла, что случилось; в животе торчал нож, из раны капала кровь. Она попробовала вытащить его, но не смогла. Она находилась в огромном, гулком помещении, вокруг было темно. На уровне пола пролегала полоса красного, чуть мерцающего света.
Она вылезла из грязной постели, из клубка грязных, засаленных и пропотевших простыней. Отбросив их ногой, она неуверенно встала на металлический пол, бережно придерживая нож, чтобы он не сдвинулся и не поранил ее еще сильнее. Крови было не так много, как она ожидала, и она подумала, вдруг кровь хлынет фонтаном, когда кто-нибудь этот нож выдернет. Ей хотелось заплакать, но она поняла, что не может.
Она подошла к стене комнаты и начала обшаривать металлический стык между стеной и полом в поисках щели, куда можно продеть руку, чтобы приподнять шторку. Она обошла стены по кругу, ощупывая их одной рукой, а другой придерживая нож. В конце концов, она наткнулась на ступеньки, которые вели наверх, в слабо мерцающее красноватое пространство; там стоял грохот, сотрясающий воздух и почву. Ступеньки из прессованного песка обрамлялись деревянными рейками, укрепленными небольшими столбиками с кисточками на конце.
Она вышла из бункера навстречу кровавому зареву заката; небо было затянуто густыми тучами, между которыми протянулись багровые полосы, как будто над головой растянули запачканные кровью черные простыни. Вдали слышалось громыхание орудий, и земля содрогалась. На дне траншеи она увидела людей, привалившихся в изнеможении к трухлявой деревянной обшивке осыпающихся земляных стен. Они стояли с закрытыми глазами по колено в грязи. Красный свет масляными каплями медленно вытекал из их ружей. Все люди были перевязаны; на каждом были грязные, серые бинты; у кого на голове или на руке, у кого на одном глазу или на обоих, у другого на груди, у кого-то поверх гимнастерки или на ноге. Удивляясь, почему они не видят ее, она остановилась и заглянула в лицо одного, у которого глаза были открыты. В темноте его зрачков отражались красные огни. Он шмыгнул носом и утерся рукой. Она попыталась заговорить с солдатом, но из ее горла не вырвалось ни звука, и солдат ее не заметил. Она начала волноваться, что не найдет никого, кто бы вынул из нее нож.
В конце траншеи она обнаружила людей с лицами как армейские ботинки. Их хромовые лица были стянуты шнурками, продетыми через глаза. Раскрытые рты зияли, как открытые голенища; увидев ее, они заговорили, пытаясь что-то сказать, но языки только хлопали, беспомощно болтаясь, как тряпки. Их руки были как толстые шнурки и не могли вытащить из нее нож. Один выдернул свою ногу из грязи, и она увидела, что верх его ботинка просто и естественно, без всякого разрыва переходит прямо в голую человеческую стопу. Это ее озадачило, она была уверена, что видела это раньше, только не могла вспомнить где; но тут ботиночный солдат поставил ногу обратно в грязь, прозвучал свисток. Ботиночные солдаты вместе со всеми подхватили свои ружья и приставили шаткие деревянные лесенки к стенке окопа. Она вылезла из траншеи и пошла назад к пригорку, на котором по кромке уступа белела зубьями вереница пней, оставшихся от срезанных снарядами деревьев.
Деревня по другую сторону холма была разрушена до основания, ни одного целого дома. Проваленные крыши, рухнувшие стены, сорванные окна и двери, изрытая воронками дорога. На центральной площади она увидела собравшихся людей, они стояли лицом к центру площади, где сверкал красный огонь.
Она пошла по широким, изрытым воронками улицам к площади, поравнялась с толпящимися людьми. Она попыталась знаками попросить их о помощи, но они не обращали на нее внимания.
Чтобы пройти окраины, потребовалось много времени; толпа молчаливых оборванных людей становилась все гуще и гуще, и ей приходилось пробивать сквозь них себе дорогу, что было очень трудно, так как она по-прежнему придерживала нож. В отдалении она слышала рокочущий звук. Люди выглядели изможденными, в глазах сквозила пустота, некоторые, когда она их отталкивала, падали.
Рокочущий звук был густым и тяжелым, как шум гигантского, медленно падающего водопада. Люди вокруг нее падали наземь от малейшего прикосновения, хотя она старалась дотрагиваться до них очень осторожно. Она хотела извиниться. Теперь впереди она могла различить на фоне алого неба силуэт огромного фонтана. Толпа вокруг становилась все гуще, она проталкивалась сквозь нее, и люди валились, задевая соседей, те тоже валились и тоже задевали других, которые валились вслед за ними, увлекая за собой следующих. Волна падающих людей пробежала, как рябь по пруду, посбивав всех, кроме нее, пока она не осталась единственным стоящим человеком, и перед ней был фонтан, огромный, а за ним лежало озеро.