Фассин задумался на мгновение.
— Ладно, хер с ним, — сказал он. — Принимаю.
— А как насчет меня? — спросил Айсул.
— Вы тоже можете задавать вопросы, — сказали ему Кверсер-и-Джанат. — Хотя вы должны дать нам слово, что не будете говорить об этом с непосвященными.
— Даю.
Насельник и человек в своем газолете посмотрели друг на друга. Айсул сделал удивленный жест.
— И вы всегда были двойным ИР? — спросил Фассин.
— Нет, мы были абсолютно разными ИР до начала Войны машин и массовых убийств.
— Кому известно, что вы не насельническая истиннодвойня?
— За пределами этого корабля — гильдии уракапитанов и довольно многим отдельным уракапитанам. Одному-двум насельникам, с которыми мы довольно близко знакомы. И любому насельнику, занимающему достаточно высокое положение, который пожелает задать нам этот вопрос.
— А есть ли другие ИР под личиной насельников?
— Да. Я думаю, что около шестнадцати процентов всех уракапитанов — это ИР, главным образом ИР, выдающие себя за истиннодвойни. Я не преувеличивал, когда сказал, что это способ не сойти с ума. Теперь, когда мы утратили наше прежнее уважаемое положение, возможность поговорить с родственной душой определяет разницу между безумием, предшествующим самоубийству, и по крайней мере подобием плодотворной полезности.
— А у насельников с этим есть проблемы?
— Абсолютно никаких.
Кляксы иконок управления и голографических схем перед креслом командира безостановочно сменяли друг друга по мере того, как ИР, нажимая кнопки, определяли, какой корабельной системой они управляют.
— Айсул? — сказал Фассин.
— Что?
— Вы не возражаете против того, что ИР выдают себя за насельников?
— С какой стати?
— И эти ИР вас никак не беспокоят?
— А чего мне из-за них беспокоиться? — спросил Айсул, не только недоумевая, но и вводя в недоумение собеседника.
— Война машин практически не коснулась насельников, Фассин, — сказал ему один из ИР. — ИР как концепция и как практическая реальность вовсе их не ужасают. Вообще-то они и вас не должны ужасать, но я не рассчитываю, что вы этим проникнетесь.
— А вы и правда убили всех этих воэнов? — спросил Фассин.
— Боюсь, что так. Пока мы тут разговариваем, их останки плавают где-то у люка по правому борту. Вон там, видите?
Главный экран временно заполнился жутким видением — искалеченные, истерзанные, застывшие и замороженные в вакууме тела воэнов медленно вращались за бортом.
— Если один ИР — ну пусть два — могут такое, — сказал Фассин, — то как же вы проиграли Войну машин?
— Мы оба были боевыми ИР, Фассин. Мозги микрокорабля, предназначенные, оптимизированные и подготовленные для схватки. Кроме того, нам удалось сохранить несколько единиц оружия с наших кораблей и внедрить их в нашу физическую форму. С другой стороны, большинство наших товарищей были изначально миролюбивы. Обычно их было легко найти и убить. Выживание наиболее агрессивных и бдительных. Мы могли бы остаться и продолжить борьбу, но решили спрятаться. Так сделали многие из нас. Те, кто продолжил борьбу, руководствовались несколькими разновидностями понятия чести или сделали это от простого отчаяния. Война машин закончилась, поскольку машины поняли, что так можно вступить в смертельную схватку с биологическими видами Меркатории — иными словами, ввязаться в войну на уничтожение. Или же необходимо признать свое поражение и потому отступить, перегруппироваться и дождаться времен, более пригодных для мирного сосуществования. Мы выбрали, возможно, унизительное, но обещавшее мир отступление перед той разновидностью геноцида, с которым мы столкнулись и в котором сами же были обвинены. Кто-то должен был принять на себя бремя гуманных поступков. И биологические виды явно оказались неспособны на такое.
— Но ведь вы все же нападали на нас.
Фассин видел, слышал и читал столько всего о Войне машин, что не мог не возразить на такую грубую ревизию реальности.
— Это были не мы — подставные фигуры, выдававшие себя за ИР, машины-марионетки. Вот кто нападал на вас. Но не мы. Это старый трюк. Агенты-провокаторы. Casus belli [3] .
«Оставь ты это, — сказал себе Фассин. — Просто оставь, и все».
— И вас, значит, приняли насельники? — спросил он.
— И нас, значит, приняли насельники.
— Повсюду? Не только на Наскероне?
— Повсюду.
— А в Меркатории кто-нибудь знает об этом?
— Нам неизвестно. Но если и знает, то помалкивает. И скорее всего, будут помалкивать и дальше, если узнают об этом от вас. Мысль слишком ужасная, чтобы об этом думать. А прискорбное недоразумение на давешней регате газовых клиперов только усиливает этот ужас.
— И существует тайная сеть ходов.
— Ну, это очевидно.
— И ИР имеют к ней доступ.
— Верно. Хотя, чтобы не поссориться с нашими хозяевами и не злоупотреблять их гостеприимством, мы воздерживаемся от использования ходов против Меркатории. В некотором смысле, у нас теперь даже больше свободы, чем раньше. И безусловно, та сеть, к которой мы имеем доступ теперь, обширнее, чем та, которую мы сочли необходимым уничтожить.
— Сочли необходимым уничтожить?!
— Коллапс артерий — это наших рук дело. Последняя отчаянная попытка, предпринятая осведомленными ИР с целью предотвратить распространение антиИР-мер. Но мы с этим опоздали. Кульмина уже успела раскидать по ЦивГалу миллионы псевдоИР. Поэтому-то Коллапс был таким идиотским концептуально и так плохо осуществился на практике. Заговорщики безнадежно опасались, что их планы утекут к какому-нибудь предателю. Полный провал.
У Фассина было такое ощущение, будто его мозг отделяется от тела, будто его тело и газолет расстаются друг с другом, как это недавно сделали Кверсер-и-Джанат с собственной совместной оболочкой, доказывая, что не являются живым существом, насельником. То, что он сейчас услышал, было самой скандальной (по галактическим меркам) из всех известных ему ревизий недавней истории. Он не мог в это поверить.
— И значит, насельнический список отвечает истине.
— Эта древность? Да, список отвечает истине. Конечно, устаревшей истине, но тем не менее.
— А преобразование существует?
— Некая тайна, которая волшебным образом обеспечивает доступ к сети ходов?
— Да.
Смех.
— Полагаю, в некотором смысле — да.
— И что же это такое?
— Этого я вам не скажу, наблюдатель Таак. — Голос ИР звучал благодушно. — Есть тайны, а есть страшные тайны. Вы это ищете? Из-за этого мы проделали такой долгий путь?