Архимандрит, чей силуэт просматривался на фоне желтовато-коричневых облаков планеты под ними, уголком глаза уловил линию крохотных точек, загибающуюся в сторону, туда, где в тысячах километрах внизу плыли вершины облаков.
— Когда мы говорим, что исполнены серьезных намерений, нам стоит верить, — сказал трем насельникам коммандер Бинстей, главнокомандующий его наземными силами.
— Я в этом не сомневаюсь, — беззаботно ответил Чинтсион. — Это никак не изменяет того факта, что мы ничем не в силах вам помочь.
Коммандер Бинстей начал было снова говорить, но Люсеферус прервал его.
— Господа, — тихо сказал он, и Бинстей тут же замолк. — Если позволите, я бы хотел, чтобы вы обратили ваше внимание на вид, который открывается вот с этой стороны.
И он повел сверкающей перстнями рукой в сторону, где штриховая линия медленно перемещалась на фоне поверхности планеты, искаженной газовыми вихрями.
Все взгляды устремились туда. Насельники слегка сместились на своих сиденьях. Те из присутствующих, кто отличался особой остротой зрения, уже начали реагировать.
Архимандрит слышал бормотания, вздохи — обычные проявления шока.
— Мы исполнены самых серьезных намерений, — сказал Люсеферус насельникам и встал. — Вы слышите этот шум? — Он повернул голову, словно прислушиваясь; глуховатый тикающий звук не прекращался — устойчивый, безжалостный. — Это бомбосброс, он делает один выстрел в секунду. Только в данном случае метает он живых существ, а не боеголовки. Незащищенные существа выбрасываются в космос в направлении вашей планеты с частотой более трех тысяч в час. Это мужчины и женщины, дети, старики и юноши, представители всех социальных групп, в основном захваченные в плен на сдавшихся кораблях и поврежденных орбиталищах. У нас на борту их более двадцати тысяч. Они будут выстреливаться с этой частотой, пока мы здесь не достигнем какого-нибудь прогресса. — Он ждал какой-нибудь реакции от трех насельников, но те только смотрели вниз, на планету. — Ну, — продолжил он, — так, может, теперь кто-либо из присутствующих припомнит что-нибудь полезное?
Он смотрел, как люди и инопланетяне наблюдают за штриховой линией, медленно удаляющейся от громады корабля. Некоторые повернулись к нему, но, встретившись с его взглядом, тут же отвели глаза, пытаясь скрыть ненависть, страх и ужас. Странно, что люди так бурно реагируют на неприятные события, происходящие у них перед глазами, но готовы не замечать куда как более жутких вещей, если они случаются где-то в другом месте.
Он кивнул Тулуэру, и на одной из стен зала загорелся огромный экран, демонстрирующий, как это происходит. На экране самые разные люди, как он и говорил, заталкивались в несколько громадных круглых магазинов. Они пытались сопротивляться, но были плотно затянуты в нечто похожее на пластиковые спальные мешки, оставлявшие свободными только головы. Поэтому возможности людей были ограничены, они только могли извиваться, как червяки, плеваться и стараться укусить солдат в экзоскелетах, которые загружали их в магазины бомбосброса. Включили звук, и присутствующие в зале заседаний услышали крики, вопли, мольбы.
— Архимандрит! — выкрикнул иерхонт. — Я должен заявить протест! Я не…
— Заткнитесь! — взревел архимандрит. Он обвел взглядом остальных: — Все заткнитесь! Ни одного долбаного слова!
Некоторое время в помещении был слышен только глухой стук бомбосброса.
Изображение переключилось на устье бомболюка, из которого (очень медленно для оружия такого рода) вылетали в открытый космос люди. Мешки тут же сползали, закручиваясь на коленях, и люди, оказавшись в вакууме, могли свободно дергаться, извиваться в судорогах и задыхаться. Некоторые пытались задержать дыхание и разбухали, готовые вот-вот разорваться. Кровь струилась у них из глаз, ушей, ртов, анусов.
Камеры следили за ними. Дерготня продолжалась минуту-другую, после чего люди застывали в какой-нибудь позе (некоторые скрючивались наподобие зародыша, некоторые замирали, раскинув руки в стороны) и медленно устремлялись — частички невидимой конвейерной ленты — к далеким вершинам облаков.
— А для чего вы это делаете? — спросил насельник Февриш у архимандрита. В голосе его слышалось недоумение — ничего другого.
— Чтобы лучше сосредоточиться, — холодно сказал Люсеферус.
Он услышал, как кого-то в зале вырвало. Не многие из людей осмеливались встретить его взгляд. Мостки по периметру были полны неподвижных охранников, уже нацеливших оружие вниз.
— Я был абсолютно сосредоточен, — сказал Февриш, издав что-то похожее на вздох. — И тем не менее мы ничем не можем вам помочь.
— Выдайте мне наблюдателя Таака, — сказал Люсеферус, чувствуя, как капельки пота (что?!) выступили у него на лбу. Он немедленно пресек потение.
— У нас нет этого Таака, — рассудительно сказал городской администратор Перипуле.
— Тогда скажите мне, где он, — потребовал Люсеферус.
— К сожалению, ничем не можем вам помочь, — сказал Чинтсион.
— Скажете, суки! — взревел Люсеферус.
— Как мы можем?.. — начал было Февриш, но его оборвал Чинтсион:
— Может быть, спросить у тех, кто заявляет, что последним видел наблюдателя Таака? Пусть скажут, где он, по их мнению, может находиться.
— Кажется, им интересовался кто-то из состава посольства, — вставил Февриш. — Может, они что-то узнали.
— А я думал, они все погибли, когда корабли посольства были уничтожены, — сказал Чинтсион. — Разве нет?
— Слушайте, — рассудительно предложил Перипуле архимандриту, — давайте отложим это дело до утра, а?
Люсеферус яростно указал на штриховую линию тел, устремляющихся к планете.
— Вы что, недоумки, не поняли? Это не прекратится, пока я не получу то, что мне надо!
Трое насельников переглянулись.
— Гмм, — задумчиво сказал Перипуле, — надеюсь, у вас хватит людей.
Люсеферус сжал кулаки. Он чувствовал, что готов взорваться, как один из тех, кто оказался на этом конвейере смерти и пролетал мимо алмазного окна. Он с трудом заставил себя говорить спокойно:
— На борту этого корабля три сотни юных насельников. Что, если мы зарядим их в бомбосброс? Или используем в качестве мишени? Что вы на это скажете?
— Я думаю, это вызовет раздражение, — сказал Чинтсион и рассмеялся.
— Вы что, всерьез пытаетесь угрожать нам? — спросил Февриш.
— Хотел бы заметить, господин Люсеферус, — сказал Чинтсион, в чьем голосе слышались чуть ли не веселые нотки, — что я представляю в том числе и клубы с военным уклоном. В этой связи я, разумеется, полон бесконечного энтузиазма и, естественно, горжусь тем, что имею честь их представлять, но иногда — не знаю, может, это объясняется скукой — они демонстрируют качества, весьма, можно сказать, близкие к тем, которых можно ожидать от личностей, наделенных менталитетом «стреляй первым». Гм. Если вы понимаете, о чем я.