– Который проводится в нашем государстве. Нужно всегда помнить, что они не совсем адекватны. Как и все творческие люди. Вы, наверно, слышали, что уважаемый господин президент недавно присвоил звание «народного писателя» одному очень молодому автору. Можете себе представить, что этот автор не был ни «заслуженным деятелем», ни «заслуженным работником». Я, конечно, попыталась возражать, но уважаемый господин президент решил подписать указ. Он всегда такой добрый и мягкий, благоволит всем этим творческим людям. Но я ведь руководствовалась благородными мотивами. И мне было даже по-человечески жалко этого новоиспеченного «классика». Его просто съедят коллеги. Они его и так не очень любят, а теперь вообще возненавидят. Как вы считаете?
– Возможно. – Министр покосился на стоявших в его кабинете людей. Кажется, один из них прислушивается к разговору. Как не вовремя она позвонила.
– В любом случае помните о том, что они часто совершают не очень продуманные поступки. Они ведь творческие люди и совсем не государственные деятели, как мы с вами. Подумайте над моими словами. До свидания, – почти нежным тоном сказала Дама.
Министр культуры вежливо попрощался и положил трубку. Тяжело вздохнул. Мовсани продолжали мучить журналисты и телеоператоры. Министр подозвал своего заместителя.
– Поедешь вместе с ним на обед, – тихо приказал он, – скажешь, что в последний момент меня вызвали в кабинет министров. Я не смогу присутствовать на обеде, ты меня понял?
– Конечно. Все уже заказано в «Фаэтоне». Мы его там будем кормить. Не беспокойтесь, я сам поеду с ним. – Заместитель министра гордился поручением. Он был человеком амбициозным и обрадовался возможности еще раз подтвердить свою незаменимость при встрече такого всемирно известного гостя. К тому же гость знал азербайджанский язык и это устраивало заместителя министра, который с трудом владел другими языками.
Дронго и Хитченс продолжали ждать режиссера в коридоре. Казалось, что у журналистов никогда не закончатся вопросы. Даже здесь были слышны их возбужденные голоса.
– Вы считаете, что это покушение было организовано иранской стороной? – крикнул один из них.
– Я считаю, что Иран не может быть причастен к подобному террористическому акту, – ответил Мовсани. – За этим преступлением стоят интересы других стран, я в этом убежден.
– Мы пока ничего не знаем, господа журналисты, – нервно заметил начальник управления кинофикации, – поэтому не будем заранее ничего говорить. Только отметим мужество нашего гостя, который, несмотря на ранение своего переводчика, не отменил свой визит к нашему уважаемому министру культуры, так много сделавшему для развития кино в нашей стране. Благодаря нашему министерству... – он минут десять рассказывал о достижениях министерства, давая возможность министру ответить на телефонный звонок.
– Кто заинтересован в вашей смерти? – перебил его другой корреспондент, обращаясь к Мовсани.
– Я правоверный мусульманин, – ответил Мовсани, – и полагаю, что очень многих врагов подлинного ислама беспокоит моя известность и мои фильмы, которые являются ответом на вызовы сегодняшнего мира. Сионисты и их пособники готовы сделать все, чтобы сорвать наш кинофестиваль и уничтожить меня. Но им не удастся этого сделать.
– Вы знаете, что на кинофестиваль приехала израильская делегация? – крикнула другая журналистка.
– Мне об этом известно. Но я ничего не боюсь. У меня хорошая охрана, включающая местные спецслужбы и представителей английской контрразведки.
– Безопасность нашего гостя обеспечивают сотрудники наших правоохранительных органов, среди которых есть лучшие в мире специалисты, – вставил начальник управления кинофикации. – Только в силу служебной необходимости я не имею права их называть. Но одного из них вы все знаете. Это господин Дронго, самый известный специалист по подобным происшествиям. Именно он и английский специалист спасли нашего друга от недавнего покушения.
– Это вы пригласили Дронго?
Услышав это имя, министр отвернулся. «Это уже настоящий цирк», – с нарастающим раздражением подумал он. Не нужно было говорить про этого Дронго. Когда-то в Чехии, где он отдыхал в Карловых Варах со своей супругой, их тоже спрашивали про Дронго. Они тогда просто посмеялись.
– А вам известно, что приехала и большая иранская делегация? – спросил журналист правительственной газеты.
– Да, – кивнул Мовсани, и тут опять вмешался начальник управления кинофикации.
– Нам дали список гостей, – подтвердил он, – и я надеюсь, что иранские кинематографисты поднимутся выше сиюминутных раздоров и сплетен.
Он хотел еще что-то сказать, но журналистов больше интересовал сам Мовсани.
– Как вам понравился Баку? – спросила его молодая журналистка.
– Я еще не видел Баку. Прилетел только ночью.
– Вы не боитесь новых покушений?
– Меня защищает моя вера. Я ничего не боюсь.
– Но в Иране вы объявлены безбожником.
– Это ложь. Фетва была объявлена одним из улемов, который не имел права на такое постановление. Потом советом улемов она была отменена.
– Мы имеем дело с известным режиссером, – снова не выдержал начальник управления кинофикации, – поэтому подобные бестактные вопросы явно не имеют отношения к успехам нашего кино, которые так очевидны и...
Он снова говорил несколько минут. Пока его не перебил крик другого корреспондента:
– А деньги? За голову Мовсани предложили два миллиона долларов.
– Это тоже ложь. Ее придумали после того, как за голову Салмана Рушди была назначена награда. Но я не Рушди, и я никогда не оскорблял ни Аллаха, ни его Пророка, – возмутился Мовсани.
Начальник управления хотел что-то добавить, но его перебили.
– Вы верующий человек? – спросили у Мовсани.
– Глупый вопрос. Я мусульманин.
– В Англии в основном живут сунниты? Вы молитесь в суннитской мечети?
– Нет. Я езжу в шиитскую мечеть.
Министр культуры с трудом сдерживал нетерпение. Вопросы становились все более и более провокационными. Нужно заканчивать эту импровизацию. Вполне достаточно того, что уже было сказано. Он сделал знак начальнику управления. Нужно закругляться.
– Спасибо за ваши вопросы, – сразу сказал тот. – Давайте на этом закончим. Не забывайте, что у господина Мовсани еще очень напряженная программа. И мы отвлекаем господина министра от его важных дел.
Корреспонденты начали уходить. Министр культуры пожал руку Мовсани, пожелав ему на прощание новых творческих успехов. Свой подарок, небольшой ковер, который он должен был преподнести режиссеру, министр ему не отдал. Достаточно и того, что он принял этого гостя. Он сделал знак помощнику, и коврик так и остался лежать на стуле. Когда все наконец ушли, министр тяжело вздохнул. Затем позвонил министру иностранных дел.