– Свадьба всегда свадьба, – улыбнулся менеджер, – их и в кризис не отменяют. Просто нужно честно относиться к своим обязанностям, чтобы потом люди не отравились.
– Бывают и такие случаи?
– Я вам ничего не говорил. Каждый работает так, как подсказывает ему его совесть.
– Согласен. Можно от вас позвонить?
– Звоните, – согласился менеджер-философ. Он поднялся и тактично вышел из своего кабинета.
Дронго набрал по городскому телефону номер приемной генерала. Он понимал, что его могут не сразу соединить. А звонить на мобильный он не хотел. Ему ответила девушка-секретарь.
– Я хотел бы поговорить с генералом. – Дронго не стал называть его по имени.
– Вы, наверно, ошиблись? – удивилась девушка. – Сейчас обеденный перерыв. И вы звоните по обычному телефону и хотите заместителя министра? Кто вы такой?
– Извините, я, кажется, ошибся.
Он положил трубку. Достал мобильный телефон и набрал нужный номер.
– Ты мог бы позвонить и раньше, – услышал он знакомый голос генерала.
– Я был вместе с нашим другом у министра культуры.
– По телевизору уже показывают в новостях. Что-то я тебя там не видел.
– Я стоял в коридоре с англичанином.
– Я так и думал. Говорят, что вы вдвоем спасли нашего друга?
– Нет, его спас англичанин. Я всего лишь спасал переводчика. Этого молодого оболтуса, который так глупо подставился. Но я видел его рану, там нет ничего опасного, хотя все передают, что он тяжело ранен.
– Журналистам хочется сенсации. Если можно, они бы сами добили переводчика, чтобы получить хотя бы один труп. А легкая рана по касательной переводчика их явно не устраивает.
– А вас?
– И нас не устраивает. Если бы не эти глупые репортажи, Рагим Велиев не появился бы там с обрезом в руках. Он живет по соседству, увидел репортаж про вероотступника и неверного режиссера, который приехал к нам в город. Вспомнил, что слышал о нем в Ардебиле. Взял обрез и пошел убивать. И никакого заговора нет. Мы его, конечно, будем потрошить по полной программе, но, судя по всему, это просто свихнувшийся от нашего телевидения человек.
– Телевидение может довести человека до идиотизма, – согласился Дронго, – особенно если веришь всему сказанному. Ты будешь на открытии?
– Обязательно. И вообще есть точка зрения, что нашему другу лучше отсюда уехать завтра, а не послезавтра.
– Завтра ему вручают почетный диплом.
– Не вручают. Решили с этим немного подождать, чтобы не раздражать наших южных соседей. Вручат в следующий приезд.
– Будет скандал. Он так ждет этого почетного диплома.
– Не будет. В университете искусств сегодня официально начался ремонт. Там уже работают рабочие. Зал закрыт, и нет никакой возможности проводить там какие-либо мероприятия. Так получилось, у них аварийное здание.
– Изумительная отговорка. Начали ремонт в субботу. Хорошо, что он никогда у нас не жил и может в это поверить. А почему нельзя вручать почетный диплом в другом месте?
– Ректор неожиданно заболел. У него грипп. Его заместитель улетел в срочную командировку. Другой проректор должен быть на конференции в Нахичевани...
– В воскресенье? – иронично уточнил Дронго.
– Представь себе. Конференция проводится в воскресенье. Остается только третий проректор по хозяйственной части. А ему нельзя вручать почетный диплом такому известному режиссеру, как Мовсани.
– Может, ему действительно лучше завтра уехать?
– Он может не успеть. Самолет в Лондон уходит в семь часов утра. Сегодня банкет, потом у него будет интервью с этой дамочкой. Она может остаться в его номере немного больше, чем требуется для обычного интервью. И вообще задержаться до утра. Как видишь, мы все знаем.
– Кто эта женщина? Я встречался с ней в Италии, но ничего про нее не знаю.
– Сада Анвар. Раньше была по мужу Сада Сейфи, после развода взяла фамилию своей матери. Стала Сада Анвар. Работает на несколько английских изданий. Не отличается разборчивостью в связях. Среди ее знакомых есть торговцы наркотиками и разного рода контрабандисты. В Сербию ее не пускают уже давно. Сейчас принято решение не пускать ее и в Македонию. Но, похоже, это ее не очень пугает. Ты знаком с ней близко или очень близко?
– Близко – это значит, что я с ней до этого общался, а очень близко – это значит, что я с ней спал. Ни то и ни другое. А второй журналист? Питер Зегер? На него есть что-нибудь?
– Близок к леворадикалам. Раньше поддерживал зеленых, но когда они вошли в правительство Шредера, вышел из партии. Считает себя убежденным анархистом и радикалом.
– Может, его не пускать сегодня к Мовсани? Устроить ремонт в отеле или отправить Зегера в Нахичевань на другую конференцию, – предложил Дронго, не скрывая иронии.
– Тебе не говорили, что ты становишься злым и раздражительным?
– Говорили. Я превращаюсь в мизантропа. Раньше думал, что люди становятся лучше, а теперь понял, что они не меняются. К большому сожалению.
– Ты повторяешься. Ты об этом уже говорил.
– Тем более. Что будет с Мовсани?
– Ничего не будет. Пусть ужинает на банкете и встречается с этой боснийской журналисткой. Если я все правильно понимаю, у нее к нему тоже определенный интерес. Есть такие «дрянные девчонки», которые получают хорошее интервью только через постель. Зачем его беспокоить? Завтра под нашим наблюдением ему покажут город, свозят в храм огнепоклонников. А послезавтра он спокойно улетит. Вот и все. Ты можешь не нервничать, мы теперь его будем плотно опекать.
– А раньше опекали неплотно?
– Не нужно ловить меня за язык. Раньше мы его тоже опекали. Никто не мог предположить, что появится этот бывший охотник с обрезом. Если бы твой англичанин был нормальным профессионалом, он бы просто пристрелил Велиева без всяких проблем. И всем было бы хорошо.
– Именно потому, что он профессионал, он не стал стрелять. Понял, что нападавший явно не успеет перезарядить оружие. Толкнул Мовсани, сам упал сверху, достал оружие. И подождал, пока Велиев начнет перезаряжать оружие и к нему бросятся наши «плотные наблюдатели».
– Значит, молодец. И ты тоже молодец, если сумел убрать из-под обстрела этого парня-переводчика. Он обязан тебе жизнью. У тебя есть еще вопросы?
– Все понятно. Спасибо.
– Будь здоров.
Дронго убрал телефон в карман, вышел в холл отеля. Менеджера нигде не было. Очевидно, он отправился проверять ресторан. Часы показывали половину третьего. Если ничего не изменится, то в три часа приедет журналист с телеканала. Кажется, Мовсани сказал, что это будет Мир-Шаин, местная знаменитость, человек, который проводил интервью с большинством политиков и гостей, прибывающих в страну. Мир-Шаин настоящий профессионал и наверняка попытается вытянуть из Мовсани какие-нибудь признания или сенсационные откровения. Если бы разговор шел на английском через переводчика, то у этого режиссера еще был бы какой нибудь шанс укрыться за неточным переводом. Но если они начнут говорить по-азербайджански, то Мир-Шаин просто раздавит Мовсани, втянет его в дискуссию о политике Ирана и Великобритании, о свободе творчества, о праве на самовыражение.