Галло постоял еще немного в нерешительности, потом повернулся и направился к двери.
— Часа за два управлюсь. А ты оставайся здесь.
Ева не ответила.
Он обернулся.
— Не нравится мне это.
И вышел.
Ева облегченно выдохнула.
Убедить Галло оказалось не так-то легко, в нем вдруг проснулся дух защитника.
Но она действительно чувствовала себя здесь в безопасности.
Ева огляделась.
Тихо. Мирно. Покойно. Мозаичные стекла с изображением святого Франциска и животных. Распятие над алтарем.
Ева не была католичкой, но многие вещи в религии нравились ей. Например, исповедь. Освобождение от чувства вины и боли через признание своих грехов, несомненно, полезно как духовно, так и физически.
Вековое повторение людьми одних и тех же ритуалов.
Успокаивающая тишина святилища, отделяющая человека от настоящего и возвращающая прошлое.
Она опустилась на скамью слева от прохода и закрыла глаза.
И воспоминания нахлынули на нее.
Не горькие и болезненные, но теплые, нежные, бесконечно дорогие.
Бонни в тот миг, когда она впервые увидела новорожденную дочь.
Бонни, поющая с ней песенку, перед тем как идти спать.
Джо обнимающий Еву, улыбающийся ей, склонившийся, чтобы выслушать ее…
— Ждете отца Барнабаса? Вы ведь его нашли, да? — Ева открыла глаза и подняла голову. По проходу к ней шел отец Доминик. — Вам с мистером Галло, похоже, было очень нужно с ним поговорить.
— Я нашла его.
Священник вскинул брови.
— И что? Встреча прошла не совсем так, как бы вам хотелось? Меня это не удивляет. Отец Барнабас полностью порвал с прошлой жизнью, той, что вел до семинарии, но по-прежнему оберегает бывших пациентов. И бывает очень упрям.
— Так и есть. Но я тоже могу быть упрямой. Где он сейчас? У него встреча с какой-то молодой парой…
Отец Доминик кивнул.
— Полагаю, он уже освободился. Я видел, как молодые люди уехали на машине минут десять назад. Он, наверное, у себя в кабинете.
— И где это?
Священник кивком указал на дверь справа от алтаря и покачал головой.
— Понимаю, у вас должно быть горе, но все же смиритесь с его решением, — мягко посоветовал он. — Отец Барнабас от своего не отступит.
— Спасибо. Вы, конечно, хотите как лучше. — Уже на ходу Ева обернулась через плечо и улыбнулась. — И, наверное, пытаетесь оградить коллегу от посторонних, людей из прошлого. В мои намерения не входит причинять ему неприятности… пока.
Молодой священник сдержанно усмехнулся.
— С неприятностями отец Барнабас справляться умеет. Этому нас учат в семинарии.
— А я научилась тому же на улице, еще в детстве. Так что у нас есть кое-что общее.
— Сомневаюсь, что вы справляетесь с ними одинаково. Не хотите ли поговорить со мной? Нужной информации я вам дать не смогу, но слушать умею хорошо.
— Вам бы хотелось, чтобы ситуация разрешилась сама собой. — Она покачала головой. — Вы хороший друг. Можете предупредить его, если хотите, что я уже иду. Он еще успеет улизнуть через заднюю дверь.
Отец Доминик покачал головой.
— Благодарить меня за это он бы точно не стал. Поступайте, как считаете нужным. Если передумаете — я в исповедальне.
— Будете ждать?
Он улыбнулся.
— Не только вас. Сейчас обычное для исповеди время.
«Хороший человек, — подумала Ева, проходя под аркой. — И верный друг. Интересно бы узнать, чем отец Барнабас заслужил такую преданность». Судя по всему, Кевин Доннелли был личностью весьма загадочной.
Она остановилась в нерешительности перед закрытой дубовой дверью.
Ожидать какой-то пользы от повторного разговора не приходилось. В первую очередь Ева хотела убедиться, что священник еще на месте, чтобы присматривать за ним до возвращения Галло.
И хотя отец Доминик сказал, что он в кабинете, ей нужно было удостовериться в этом самой.
Ева постучала в дверь.
Никто не ответил.
— Отец Барнабас.
Тишина.
Придется войти.
Она только пошутила, упомянув отцу Доминику заднюю дверь, но ведь Доннелли и впрямь мог уйти этим путем незаметно.
Ева осторожно приоткрыла дверь.
— Нет! Уходите!
— Не будьте грубым, святой отец. Пусть войдет.
Голос не принадлежал отцу Барнабасу.
Тем не менее Ева узнала его.
И толкнула дверь.
Священник сидел за письменным столом, в офисном кресле с зеленой спинкой.
Позади него стоял Тед Даннер, приставив к горлу отца Барнабаса нож.
— Бегите! — прохрипел священник. — Прочь! Скорее!
— Она не сбежит, — сказал Даннер. — Знает, что может спастись сама, но не спасет при этом вас. Я еще при первой встрече, много лет назад, понял, что эта женщина не из тех, кто берет, а из тех, кто дает.
Ева, которой совсем недавно было зябко, сейчас покрылась холодным потом.
— Представьте себе, Даннер, что я изменилась. Утекло много времени с тех пор, как вы пришли увидеться со мной, когда я ждала Бонни. В конце концов люди меняются. — Она помолчала и многозначительно добавила: — Их меняет жизнь. Убийцы отнимают у людей все, ради чего стоит жить. После такого прежним остаться уже невозможно.
Даннер вздрогнул, словно от удара, но быстро взял себя в руки.
— Ты не изменилась. И не уйдешь, пока думаешь, что я реально угрожаю священнику.
Ева понимала — обмануть его, убедить в том, что ей достанет хладнокровия и твердости именно так и поступить, она не сумеет. Оставалось только попытаться снять напряжение и перевести развитие ситуации в другое русло.
— Вы же не хотите убить его, Даннер? Он был вашим другом. Он многие годы помогал вам. И, вообще, зачем вы пришли?
— Из-за тебя. Это ты создаешь ему проблемы. Думаешь, я хочу навредить отцу Барнабасу? Просто раньше мне казалось, что он может спасти меня, а теперь я понимаю, что этого не будет. Я хотел сделать все правильно, как надо, но вы против меня. Ты явилась сюда и настроила его против меня. Ничего бы этого не случилось, если бы ты не охотилась за мной и не пришла сюда. Но теперь я знаю, так должно быть, так все спланировано. Мог бы и раньше догадаться.
— Я пришла сюда просить отца Барнабаса о помощи, но он отказал мне.
— Отказал. Но ты же на этом не остановилась. Ты не отстала от него. Ты бы продолжала давить на него и рано или поздно убедила бы устроить для меня ловушку.