Особенный, так сказал о нем священник. Радостная, сияющая улыбка на губах паренька осветила мягкое, добродушное лицо. И было в этой улыбке что-то смутно знакомое, что-то…
Так и есть. Джо вдруг вспомнил карандашный набросок Бонни, сделанный Евой и висевший в ее доме на Бруксайде. Странно. С чего бы такая ассоциация?
А может, ничего странного и нет. Как и Бонни, этот парнишка так и остался навсегда в детстве.
Оторвав взгляд от Бена Хадсона, Джо шагнул к двери. Что-то в мальчике привлекало внимание, но его ждали другие дела. Забудь. Пусть Беном занимается отец Барнабас. Пользы от разговора с двумя начальниками смены будет, вероятно, больше, чем со странным парнишкой. Он расспросит их о Теде Даннере и, может быть, задаст парочку вопросов о Бене Хадсоне…
Часом позже Джо позвонил священнику. — У меня ничего. Ни тот, ни другой с Даннером особенно не пересекались. Оба отметили, что он держался обособленно, компаний избегал. Припомнили, что уезжал куда-то едва ли не каждый уик-энд, но все объясняли это его желанием побыть на природе. Как у вас? Хадсон что-нибудь знает?
— Может быть, — замялся отец Барнабас. — Не уверен. Мальчик с удовольствием говорит о Даннере, называет его своим лучшим другом. Ясно, что тот заботится о нем.
— Если парнишка так охотно идет на контакт, в чем тогда проблема?
— Бен рассказывает, как Даннер учил его делать кожаные жилетки и пояса. Как играл с ним по вечерам в карты. Но ничего о том, что нас интересует.
— Что насчет отлучек Даннера?
— Говорит, что не помнит. Как будто натыкается на некий блок.
— Значит, что-то знает.
— Может, не помнит.
— А может, помнит. Я буду минут через пять. Задам ему несколько вопросов.
— В моем присутствии, — твердо сказал священник.
— Не возражаю, — насмешливо согласился Джо. — Сможем сыграть в хорошего и плохого полицейского.
— Никаких плохих полицейских. Не с этим мальчиком.
— Как хотите. Пока. — Джо убрал телефон. Направляясь к столовой, он уже ощущал знакомое волнение. Только вот не слишком ли рано шевельнулась надежда? Парень-то особенный, может, просто смутился.
Но чутье подсказывало — здесь что-то есть.
Бен Хадсон и впрямь оказался особенным, но никак не смущенным. Джо понял это с первого взгляда, в тот самый миг, когда парнишка после того, как священник представил их друг другу, поднял голову и посмотрел на него широко расставленными голубыми глазами. В них и в открытой, приветливой улыбке он увидел почти незамутненную чистоту и ясность. — Рад с тобой познакомиться, Бен, — негромко сказал Джо. — Я не задержу тебя надолго, но у меня есть несколько вопросов. Ты знаешь, что я детектив?
Бен сдержанно кивнул.
— Да. Отец Барнабас сказал мне. Значит, вы из полиции. Хотите посадить меня в тюрьму?
— Почему это? Разве ты сделал что-то плохое?
— Думаю, что не сделал. Но мой отец тоже, бывало, говорил, что не сделал ничего плохого, а полиция всегда его разыскивала.
— Твоего отца арестовывали? В чем его обвиняли?
Бен пожал плечами.
— Во многом. В том, что наркотиками торгует. Что ворует. Что женщину избил, у которой мы квартиру снимали. А он говорил полицейским, что ничего такого не делал. Что это все ложь.
— По-твоему, он говорил правду?
Бен отвел глаза.
— Я хотел ему верить. Наша хозяйка была хорошей женщиной. Сильно ушиблась, когда упала с лестницы. Я навещал ее в больнице.
— Она сердилась?
— Нет, плакала. Сказала, что мне надо убегать.
— И ты убежал?
Он покачал головой.
— Не мог бросить отца. Ему без меня было бы трудно. Он говорил, что долг сына — заботиться об отце. Болел. Не мог работать. А я сильный.
Вот так. Папаша надел на мальчишку ошейник и уже не отпускал.
— Как же ты оказался здесь?
— Его забрали и посадили в тюрьму. Идти мне было некуда, и хозяйка нашла этот лагерь. Мистер Далтроп разрешил остаться здесь на какое-то время. — Бен улыбнулся. — Я здесь уже восемь месяцев.
— Наверное, заслужил, чтобы тебя оставили так надолго.
— Говорят, со своей работой справляюсь. Ко мне здесь хорошо относятся. Я всем нравлюсь.
Пора.
— И Теду Даннеру тоже?
Улыбка померкла.
— Да.
Задний ход.
— Почему ты так думаешь?
— Он приходил ко мне в палатку, разговаривал со мной. Научил играть в шашки. У него есть большой нож, и он показывал, как его нужно бросать. Иногда и в поход с собой брал.
Есть.
— И куда же? Куда он ходил?
Бен облизал губы, но не ответил.
«Да, на большую удачу лучше не рассчитывать», — подумал Джо.
— О чем он говорил?
Бен насупился.
— Так, о разном.
— Не о людях?
— Тед рассказывал про Джона. Он очень его любил. Думаю, Джон — его родственник… — Парень вдруг осекся. — Я не хочу говорить о Теде. А это обязательно? Если не буду, меня арестуют?
Соблазн был велик. Достаточно нескольких слов — и получи приз. Бен наверняка бы поверил.
— Нет, я тебя не арестую. Но почему ты не хочешь говорить о нем? Он ведь, кажется, хорошо к тебе относился.
Молчание.
— Почему, Бен?
— Тед сказал, чтобы я не рассказывал о нем. — Бен понизил голос. — Перед тем как уйти, он сказал, что я никому не должен говорить про… Ничего не говорить. Вот почему я ничего не скажу, даже если вы посадите меня в тюрьму.
Не нажимать. Не выдавать волнения. Паренек ничего не должен почувствовать.
— Я уже сказал, что не посажу тебя в тюрьму. Мне просто интересно, почему Тед не хочет, чтобы ты рассказывал о нем, если он, как ты говоришь, такой хороший человек. Тед сделал что-то плохое?
— Нет. — Бен вскочил со стула. — Я не хочу ни с кем говорить. Хочу, чтобы вы ушли.
— Джо, — подал голос священник.
Соблазн прижать мальчишку, припугнуть был и впрямь велик. Уж слишком высоки ставки и слишком мало времени. Неудивительно, что отец Барнабас испугался и поспешил с предостережением.
— Я не могу уйти. Мне придется остаться до тех пор, пока ты не ответишь на мой вопрос. Если уйду, может пострадать человек, которого я очень люблю. И пострадать она может от твоего друга.
— От Теда? Нет. Тед ее не обидит. Он никогда никого не обидит, если его не трогать.
Джо моментально ухватился за последнее предложение.