Слушая, с каким восторгом мать рассказывает о своих архивных изысканиях, Бриджит невольно улыбнулась. Семейная генеалогия была настоящей страстью Маргерит Николсон.
— Это был мой прадед и, соответственно, твой прапрадед, — добавила Маргерит. — Теперь американская часть истории нашей семьи более или менее ясна, осталось разобраться с нашими французскими корнями. Кем были наши предки, где они жили и так далее… Я знаю, что среди родственников Филиппа и Тристана де Маржераков, которые первыми иммигрировали в Америку, было несколько графов и маркизов, но о них мне почти ничего неизвестно — равно как и об их жизни до переезда сюда.
— Надеюсь, тебе удастся найти какие-то сведения здесь, в Штатах, — заметила Бриджит. На самом деле она была равнодушна к увлечению матери и никогда не разделяла ее интереса к семейной истории. Предки казались ей скучными, ничем не примечательными людьми, которые к тому же жили так давно, что порой представлялись Бриджит современниками динозавров.
— Пожалуй, в Мормонской библиотеке действительно кое-что найдется, и побольше, чем во Франции, — сказала Маргерит. — Ведь их добровольные помощники скопировали все французские документы и переправили сюда. В европейских странах эта работа поставлена на высоком уровне. В ближайшее время я планирую съездить в Солт-Лейк-Сити, где находится центральный мормонский архив, но и в здешней библиотеке тоже достаточно материалов.
Бриджит снова кивнула, пытаясь изобразить заинтересованность, но Маргерит это не обмануло. Она знала, что дочь довольно равнодушно относится к ее поискам.
После этого они заговорили о других вещах — о театрах, опере и балете, которые очень любили обе. Потом Маргерит рассказала дочери о новом романе, который она читала, заметив, что в ее время подобных книг вообще не было. Когда же все безопасные темы оказались исчерпаны, разговор все-таки свернул на Теда и его экспедицию. Избежать этого, наверное, было невозможно, поскольку Маргерит продолжала возмущаться его поступком, причинившим ее дочери такое разочарование. Бриджит, впрочем, успела настроиться на философский лад, кроме того, она винила в случившемся и себя. Маргерит, однако, было нелегко с этим согласиться. Она считала, что после шести лет, проведенных вместе, Тед должен был, по крайней мере, предложить Бриджит поехать с ним в Египет. Он же, напротив, воспользовался своим отъездом как предлогом, чтобы разорвать с ней отношения.
Наконец Маргерит спросила дочь, какие у нее перспективы получить новую работу. Бриджит по-прежнему хотелось остаться в Бостоне, однако она понимала, что откликов на разосланные ею анкеты ждать пока рано. Университеты еще не закончили обрабатывать заявления абитуриентов; лишь после того, как подходящие кандидаты будут отобраны и зачислены на первый курс, соответствующие департаменты начнут решать кадровые вопросы. Это означало, что примерно до середины мая ей ни на что рассчитывать не приходится, разве только в каком-то из университетов случится какой-нибудь форс-мажор, однако в этом последнем случае ей предложили бы разве что временную работу, а Бриджит это не устраивало. Уж лучше подождать, сказала она с улыбкой, когда предложения посыпятся на нее как из рога изобилия, чтобы она смогла выбрать самое подходящее. До этого момента, однако, оставалось еще несколько месяцев, и Бриджит хотелось найти себе на это время какое-нибудь не слишком обременительное занятие. Быть может, после небольшого перерыва у нее снова пойдет работа над книгой, предположила она, и тогда все будет просто замечательно. О том, чтобы помочь матери в ее генеалогических исследованиях, Бриджит даже не подумала. Составлять длиннейшие списки давно умерших, хотя и, безусловно, респектабельных родственников ей было неинтересно. Это занятие было, пожалуй, даже поскучнее ее собственной книги! Другое дело, если бы среди их предков был бы какой-нибудь знаменитый преступник, пират или на худой конец авантюрист-первооткрыватель. Подобное обстоятельство, считала Бриджит, могло бы в значительной мере оживить их уныло-добропорядочное фамильное древо.
Около одиннадцати вечера обе женщины поужинали и в полночь были уже в постелях. Как и всегда, когда Бриджит приезжала к матери, она легла в комнате, в которой спала и в детстве. Небольшая спаленка была по-прежнему обставлена мебелью, обитой розовым вощеным ситцем с цветочным орнаментом, а на окнах висели уже подвыцветшие розовые занавески из такой же вощенки. Ткань эту Бриджит выбирала сама, и хотя с тех пор прошло много лет, ничего менять в комнате ей не хотелось. Знакомая, привычная обстановка и долгие, доверительные беседы с матерью неизменно действовали на нее успокаивающе, благо они с Маргерит всегда понимали друг друга с полуслова, а порой и без всяких слов.
И сейчас это было именно то, чего ей не хватало.
Утром мать и дочь позавтракали в кухне. Потом Маргерит отправилась в магазин, чтобы купить что-нибудь к обеду, а также чтобы навестить подруг, с которыми она ежедневно играла партию-другую в бридж. Когда-то у нее был и друг, но он умер незадолго до того, как Маргерит вышла на пенсию.
С подругами миссис Николсон общалась регулярно, и не только за карточным столом. Она ходила на званые обеды и ужины, посещала музеи, выставки и премьерные показы, участвовала в нескольких благотворительных мероприятиях. После смерти своего друга Маргерит жила одна, но одинокой себя не чувствовала и никогда не скучала. Увлечение семейной историей занимало ее в те дни, когда она никуда не выходила — Маргерит даже освоила Интернет и успешно разыскивала в нем интересующую ее информацию, и все же большую часть ценных сведений она почерпнула в фондах городской Мормонской библиотеки. В последнее время она часто мечтала о том, как, собрав все факты семейной истории, издаст книгу и подарит ее дочери, но до этого было еще далеко. Пока же ее увлекал сам процесс поиска сведений о предках и о давних событиях, в которых они участвовали. Это было увлекательнейшее занятие, что бы там ни думала по этому поводу Бриджит.
После обеда Маргерит показала дочери последние записи, которые ей удалось отыскать в мормонских архивах. Бриджит тоже не сидела на месте — пока мать отсутствовала, она успела съездить в Колумбийский университет, где работал один ее знакомый профессор. Тот пообедал, что даст ей знать, как только в кадровом отделении университета появится подходящая вакансия. Он, впрочем, сомневался, что это произойдет достаточно скоро, поэтому предложил Бриджит место преподавателя, которое она могла занять «хоть сейчас». Но Бриджит отказалась: во-первых, она никуда не торопилась, а во-вторых, у нее не было необходимого опыта. Административная деятельность по-прежнему казалась ей предпочтительнее научной или преподавательской, поскольку оставляла больше свободного времени и для работы над книгой, и для посещения курса лекций, необходимых для получения докторской степени.
Все же, несмотря на то что результат ее поездки оказался, скорее, отрицательным, настроение у Бриджит было куда лучше, чем вчера. Маргерит была права: перемена обстановки подействовала на Бриджит благотворно. Жизнь в Нью-Йорке била ключом; повсюду она видела молодые лица, благодаря чему сама атмосфера в городе казалась ей не такой консервативной и чопорной, как в Бостоне. Да, в Нью-Йорке определенно было чем заняться — только выбирай, и Бриджит подумала, что теперь она лучше понимает мать, которая ни за что не хотела переезжать к ней поближе.