Вачиви действительно приглянулся один жеребец, но когда она описала его Тристану, лицо маркиза вытянулось.
— Вы имеете в виду Ворона? Но он еще не до конца объезжен и зол как черт! — в волнении воскликнул он. — Садиться на него опасно, а мне не хотелось бы, чтобы вы разбились или ушиблись.
Теперь он чувствовал свою ответственность перед Жаном, который не простил бы его, если бы с Вачиви что-нибудь случилось. Правда, эта ответственность не простиралась так далеко, как у индейцев, у которых брат обязан был жениться на вдове умершего брата, и все же… И не имело значения, что Вачиви и Жан так и не успели вступить в брак. Тристан чувствовал, что обязан позаботиться о ней — в конце концов, это было все, что осталось у него от брата, которого он очень любил. Развлекать ее в меру своих сил и возможностей, предоставить ей жилье, покуда она не решит, что будет делать дальше, — все это Тристан считал своим долгом, и ему не хотелось, чтобы Вачиви покалечила или убила своенравная, необъезженная лошадь.
Они позавтракали в большой столовой, сидя друг напротив друга у ближайшего к камину края длинного стола. На завтрак были поданы чай, кофе, фрукты, несколько сортов сыра и вареная рыба, которую повар маркиза покупал у рыбаков в ближайшей деревне, и Вачиви поела с большим аппетитом. Сразу после завтрака она поднялась к себе, чтобы приготовиться к прогулке верхом. Очень скоро она, однако, вернулась, закутанная в одеяло, чем застала Тристана врасплох. Секрет, впрочем, быстро разъяснился — под одеялом, которое Вачиви накинула для тепла (за ночь ветер не переменился, и теперь в замке было едва ли не холоднее, чем на улице), на ней было ее индейское платье из оленьей кожи, тонкие легинсы из замши и расшитые бусинками мокасины, которые она сшила сама, когда была в плену у кроу. Эта одежда очень шла ей, к тому же теперь Вачиви двигалась с непередаваемой грацией, свойственной истинным детям природы. Впрочем, по французским меркам ее платье все равно выглядело довольно смелым, и Тристан почувствовал себя смущенным, но потом подумал, что, кроме конюхов, их никто не увидит, следовательно, об условностях можно не беспокоиться. Вот почему он ничего не стал говорить Вачиви и только спросил, уверена ли она, что в этом платье ей будет удобно.
По пути к конюшням он снова обратил внимание на ее легкую, будто танцующую походку. Девушка казалась невесомой, и Тристан с беспокойством подумал о том, как ей удастся удержаться на своенравном жеребце, постоянно сбрасывавшем с себя опытных объездчиков. Не желая обидеть гостью, он все же еще раз попытался убедить ее взять для прогулки коня поспокойнее, но ничего не добился. Вачиви продолжала стоять на своем, и Тристан впервые подумал, что помимо красоты и обаяния его гостья наделена не по-женски сильным характером.
Маркиз старался не замечать, как вытянулись лица конюхов, когда они увидели Вачиви в индейском наряде. Когда же она легко взлетела на спину Ворона, которого с трудом удерживали двое сильных мужчин, у них рты открылись от изумления. Зрелище и в самом деле было впечатляющее. Вачиви сидела на жеребце как влитая, ее глаза блестели, спина изящно изогнулась, длинные черные волосы разметались по плечам.
Едва почувствовав на спине всадника, Ворон попытался взвиться на дыбы, и Вачиви мгновенно преобразилась. Она прильнула к его спине, слилась с конем в единое целое, и конь тут же начал успокаиваться. Прошла минута, и Вачиви, тронув жеребца с места, сделала на нем небольшой круг по площадке перед конюшнями. Маркиз тем временем вскочил на своего коня, который был намного спокойнее, и вскоре они уже двигались спокойной рысью к холмам, провожаемые изумленными взглядами конюхов.
В течение первых десяти минут оба молчали. Тристан ехал рядом с Вачиви, исподтишка внимательно наблюдая за своей спутницей. Ее лицо казалось умиротворенным и счастливым, и он снова поразился тому, с какой легкостью она совладала с Вороном. Казалось, это не стоило ей вовсе никаких усилий.
Они уже свернули на тропу, которую Тристан хорошо знал, как вдруг жеребец под Вачиви снова заплясал. Маркиз был уверен, что сейчас она натянет поводья, но вместо этого девушка вдруг пустила Ворона во весь опор, в несколько секунд оставив Тристана далеко позади. Она двигалась так быстро, что он хотя и следовал за ней галопом, с каждой минутой отставал все больше и больше. Провожая взглядом Вачиви с развевающимися волосами, маркиз понял, что девушка — прирожденная наездница, с которой не мог бы тягаться ни он сам и ни один из известных ему мужчин. Казалось, Вачиви не скачет, а летит вместе с ветром. Прильнув к шее лошади, она на полном скаку перемахнула через живую изгородь с такой легкостью, словно это был просто пучок травы, издав при этом громкий ликующий клич, и Тристан подумал, что такие всадники рождаются раз в столетие, причем всадники-мужчины. Что касалось Вачиви, то она была, наверное, единственной в своем роде.
Не без труда ему удалось нагнать Вачиви, да и то только потому, что она придержала коня. Маркиз запыхался, его скакун был в мыле, но девушка дышала ровно и спокойно, словно вовсе не она только что неслась неистовым галопом, перемахивая через препятствия. На губах ее блуждала блаженная улыбка, да и сама она выглядела умиротворенной и спокойной.
— Это было великолепно! — сказал Тристан искренне. — Впредь в разговоре с вами я буду воздерживаться от любых советов, касающихся лошадей. По сравнению с вами я — жалкий ученик. Теперь мне понятно, как вам удавалось выигрывать скачки у ваших братьев — по-видимому, они оставались «в побитом поле» чаще, чем вы мне признались. — Он улыбнулся. — Жаль, что во Франции женщины не могут участвовать в состязаниях на ипподроме. Вы могли бы брать первые призы. — Он замолчал, осознав, что не в силах выразить словами то, что на самом деле чувствовал. Тристану казалось — он только что стал свидетелем настоящего чуда. Нет, подумалось ему, чтобы описать то, что он только что видел, нужно быть поэтом!
— Почему женщины не могут участвовать в состязаниях? — спросила Вачиви, разворачивая коня. Слова «ипподром» и «в побитом поле» она слышала впервые, но ей казалось — она верно угадала их смысл.
Маркиз пожал плечами.
— Так уж сложилось, — туманно ответил он, не желая пускаться в объяснения, которые могли задеть Вачиви.
Она кивнула.
— Вообще-то у нас в племени женщины тоже не скачут. Это считается мужским делом. — Она помолчала и добавила: — Ваш брат был отличным всадником.
Жан и в самом деле держался в седле лишь немногим хуже ее. В противном случае они бы никогда не добрались до Сент-Луиса — кроу нагнали бы их и убили.
— Да, Жан ездил лучше меня, — согласился Тристан. Он действительно был осторожнее брата, к тому же сегодня под ним была не самая быстрая лошадь. Тем не менее маркиз считался, и заслуженно, одним из лучших наездников Бретани, а может, и всей Франции.
Между тем пора было возвращаться, и Тристан не без сожаления свернул на дорогу, которая вела назад к замку. Ему нравилось общество Вачиви, нравилось говорить с ней о всякой всячине.
— И тем не менее до вас ему далеко, — добавил он с улыбкой. — Наверное, все дело в платье. Сознайтесь, оно ведь у вас волшебное, не так ли?