Пиши.
Марк»
В самом конце стояло «Je t'embrasse». Бриджит знала, что по-французски это означает «целую», но не в губы, а в щеки, то есть приветствие было вполне безопасным. Кроме того, в постскриптуме Марк добавлял: «Каждый раз, когда я смотрю на Эйфелеву башню, я вспоминаю тебя. Мне даже кажется, что теперь башня принадлежит тебе — особенно когда на ней загорается иллюминация… Как хорошо, что хоть что-то в Париже напоминает мне о нашем знакомстве. Возвращайся скорее».
В целом мейл казался достаточно невинным. Особенно Бриджит понравилась фраза «Как хорошо, что что-то в Париже напоминает мне о нашем знакомстве». Марк, как настоящий писатель, взял верный тон — его письмо не было ни чересчур личным, ни формально-вежливым и не содержало никаких скрытых намеков и подводных камней. Он писал о том, о чем думал — честно и открыто, и Бриджит вздохнула с облегчением. Теперь она была рада, что послала ему мейл. Маргерит не ошиблась, когда сказала, что общение с другом может ей помочь.
К сожалению, письмо Марка не решало ее главной проблемы — Бриджит по-прежнему было совершенно нечем заняться, и последующие несколько недель стали самыми пустыми и скучными в ее жизни. Переборов себя, она в конце концов позвонила кое-каким хорошим знакомым и даже поужинала с ними. Вопреки ее опасениям никто из них не стал особенно сожалеть о Теде или навязчиво ей сочувствовать, и все равно, общаясь с людьми, Бриджит чувствовала себя чужой, посторонней — главным образом потому, что все это были в основном супружеские пары. Единственной ее незамужней подругой была Эми, но в последние недели ее дети не вылезали из простуд, и она никуда не выходила, а Бриджит не хотела ехать к ней, чтобы не заразиться.
Наступил май, и Бостон украсился листвой и цветами. День поминовения Бриджит провела на Мартас-Виньярд и неплохо отдохнула, но после возвращения домой снова потянулись унылые серые дни. Свою монографию она отложила до лучших времен, а никаких других занятий у Бриджит не было.
За это время она отправила Марку еще несколько мейлов, избегая, впрочем, личных тем. Бриджит не хотелось писать ему о своем страхе остаться без работы — о том, что жизнь кажется ей бесцельной и пустой. Все равно Марк ничем не мог ей помочь, а ей не хотелось предстать перед ним нытиком — беспомощным и слабым.
В конце концов через несколько дней после возвращения с курорта Бриджит достала свои заметки о Вачиви и перечитала их заново. И почувствовала, что снова влюбляется в свою стойкую и отважную родственницу. Теперь, по прошествии времени, Вачиви нравилась ей еще больше. История ее жизни была захватывающей, и Бриджит впервые поняла, почему Марк считал, что она непременно должна о ней написать.
Несколько дней Бриджит напряженно размышляла, а потом — просто для того, чтобы посмотреть, что получится, — села и написала первую главу, в которой рассказывалось о жизни Вачиви с отцом и братьями в поселке сиу. Все подробности индейского быта того времени Бриджит без труда нашла в Интернете. Что касалось сюжета, то он, казалось, складывался сам собой, без малейших усилий с ее стороны, и когда три дня спустя Бриджит закончила, ей очень понравилось то, что она сделала. История Вачиви — или, во всяком случае, ее начало — получалась романтической и увлекательной, и теперь Бриджит непреодолимо захотелось продолжить рассказ. Страх и неуверенность куда-то исчезли, и в течение следующих дней она отходила от компьютера только затем, чтобы перекусить и поспать. О том, что она наконец-то засела за книгу, Бриджит не стала сообщать ни Марку, ни матери — боялась сглазить. Подожду немного, решила она — и писала, писала, писала… То, что у нее выходило, Бриджит вполне устраивало, хотя она и понимала, что текст еще сырой и нуждается в правке. Но это ее нисколько не останавливало.
Словно в лихорадке, она работала над книгой уже двенадцатый день подряд, когда компьютер неожиданно просигналил о поступившей электронной почте. Бриджит, однако, продолжала печатать. Работа шла на удивление легко — она словно летела вперед, и Бриджит не хотелось прерываться из-за пустяков.
Было уже пять часов утра, когда она удовлетворенно вздохнула и откинулась на спинку кресла, с наслаждением выпрямляя затекшую спину. Сохранив все, что ей удалось сделать за несколько часов непрерывной работы, Бриджит открыла поступивший мейл. Она была уверена, что это — очередное сообщение от Марка, но ошиблась. Письмо прислал человек, с которым она встречалась в Американском университете. Бриджит пробежала текст глазами и вздрогнула. Потом перечитала сообщение еще раз. Ей предлагали работу — на неполную неделю, но вознаграждение было довольно приличное. На эти деньги она могла бы прожить в Париже. Кроме того, университет сообщал, что если у нее будет такое желание, она может занять одну из служебных однокомнатных квартир для преподавателей — и за номинальную плату. Вакансия в приемной комиссии открылась из-за ухода одной из сотрудниц в декретный отпуск, поэтому университет предлагал это место сроком всего на год, однако в том же мейле сотрудник кадровой службы писал, что председатель приемной комиссии собирается на пенсию и если «мисс Николсон» выразит такое желание, ее кандидатура на этот пост будет рассмотрена кадровой службой. В любом случае университет гарантировал работу сроком на один год; дальнейшее зависело только от нее, и Бриджит подумала, что на этот раз должна подойти к своим обязанностям творчески и с большей ответственностью. Американский университет был небольшим, поэтому каждый его сотрудник должен был вносить посильный вклад в общее дело и быть достаточно разносторонним специалистом, но ее это не испугало. Бриджит хорошо усвоила урок и намерена была стать таким сотрудником, которого не сможет заменить ни один даже самый современный компьютер.
Единственная трудность заключалась в том, что Бриджит до сих пор не знала, готова ли она отправиться за океан.
Даже ради работы.
С другой стороны, университет предлагал почти идеальные условия, о которых можно было только мечтать. Дешевое жилье, приличная зарплата и три присутственных дня в неделю — что еще нужно, чтобы продолжить работу над книгой о Вачиви? Кроме того, там будет Марк… И все же Бриджит колебалась! Некоторое время она смотрела на текст на экране, потом встала и несколько раз энергично прошлась по комнате.
Этой ночью она так и не легла. Стоя у окна гостиной, Бриджит смотрела на светлеющее небо и думала, думала, думала… Ей очень хотелось с кем-то посоветоваться, но она боялась, что Эми или мать сразу скажут, чтобы она соглашалась. Но что они знают?! И это не им придется расплачиваться, если переезд в Париж окажется ошибкой. А вдруг она заболеет? Вдруг в чужой стране ей будет плохо и одиноко? Вдруг из-за предложения Американского университета она упустит другую, лучшую работу в Бостоне? Сценарии один драматичнее другого прокручивались у нее в голове, не позволяя ей на что-то решиться, хотя в глубине души Бриджит знала, что разосланные ею резюме никого не потрясли и не впечатлили и что в Бостоне ей вряд ли предложат такие замечательные условия. Не факт, что ей вообще что-то предложат, а значит, она так и останется безработной, никому не нужной. Если… если… если… Бриджит не находила себе места от беспокойства и к десяти утра окончательно извелась. Ее просили ответить как можно скорее, так как прежняя сотрудница уходила в декретный отпуск в ближайшие дни, и кадровая служба торопилась заполнить освобождавшуюся вакансию. Бриджит давали всего две недели, чтобы принять решение, завершить дела в Бостоне и приехать в Париж.