- Восстань, жрец темной богини нашей, и принеси нам жертвы.
Оборотень встал и оказался на полфута выше вампира. Он что-то сделал спереди у шкуры ягуара, и она распахнулась, так что можно было откинуть головной убор в виде морды ягуара, и невидящие стеклянные глаза зверя уставились на нас поверх плеч жреца. Сама голова повисла, как у зверя с поломанной шеей. Волосы жреца были цвета густого меда, выгоревшие на солнце, и со всех сторон были схвачены длинным гибким прутом; собранная таким образом шевелюра прилегала плотно к голове, чтобы на нее легко можно было натянуть шкуру ягуара. Как прическа у того, кого резал жрец за сценой в наказание.
- Повернитесь так, чтобы наши гости видели все, - велела Итцпапалотль.
Вампир и оборотень встали к нам в профиль. Мочки ягуара были покрыты толстыми белыми шрамами. Он вытащил из-за пояса небольшой серебряный нож с резной нефритовой рукояткой, приставил его к мочке уха, придержав ее другой рукой, и провел разрез. Кровь алыми струйками потекла у него между пальцев, по лезвию закапала на плечо ягуаровой шкуры.
Диего подошел к нему, взял его одной рукой сзади за шею, другой за поясницу. Это чем-то напоминало поцелуй, когда он потянул голову ягуара вниз, на себя. Рот вампира сомкнулся на мочке оборотня, горло зашевелилось в глотательных движениях. Светло-голубой огонек в глазах разгорелся, как бледный сапфир, искрящийся на солнце. И кожа его засветилась, будто внутри нее зажгли белый огонь. Каштановые волосы стали темнеть, но, возможно, это только мерещилось из-за контраста с белизной кожи.
Оборотень-ягуар закрыл глаза, откинул назад голову и задышал прерывисто, будто от удовольствия. Одна рука его лежала на голом плече вампира, и видно было, как вдавились пальцы в эту бледную сияющую кожу.
Диего оторвался от уха, блеснув клыками.
- Рана закрывается.
- Предложи еще раз жертву, кот мой, - сказала Итцпапалотль.
Вампир отодвинулся, давая оборотню свободно резануть серебряным ножом другое ухо. И тут же припал к нему снова, как любовник после долгого воздержания. Потом оторвался, сверкая в синем свете глазами.
- Рана закрывается.
Действительно интересно, как это рана так быстро могла зарубцеваться. У вампиров есть антикоагулянты в слюне, которые должны были бы поддерживать кровотечение, да и серебро обязано было заставить оборотня залечивать раны с нормальной скоростью, но эти раны заживали слишком быстро, не настолько, чтобы меня это утешило, но куда быстрее, чем следовало бы. Я могла предположить только одно: Итцпапалотль добавила своим оборотням способности исцеляться, превосходящие даже возможности обычного оборотня. Может, и серебряные пули на них не подействуют, уж во всяком случае, не убьют. Стоило об этом задуматься - на всякий пожарный случай.
- Я хочу показать им, что значит быть богом, Диего. Пусть они увидят, кот мой.
Ягуар открыл на шкуре шов, будто он был на липучках. Распахнув ее спереди, он должен был остановиться и снять ремень, на котором были ножи и небольшой кошель. Пояс упал на пол, и мех соскользнул вдоль тела. Золотистый загар был повсюду, даже... ну, вы меня поняли. Солнечные ванны в обнаженном виде. Как это нездорово!
Ягуар остался стоять обнаженным, а в руке у него по-прежнему был серебряный нож. Я понятия не имела, что он собирается с ним делать, но то, что он разделся, было явно не к добру. Он взял в ладони собственный пенис, и тот выскочил из меха гладкий, возбужденный, стоячий. Жрец приложил острие ножа к прозрачной кожице и провел тонкую алую линию. Резким шорохом донесся его вдох.
И эхом точно так же вдохнули мы с Олафом. Бернардо сказал: "Блин!" Ага. Вряд ли я могла так же сопереживать, как ребята, но все равно - это должно было быть больно. И только Эдуард не издал ни звука. То ли он знал заранее, то ли его вообще ничем не удивить.
- Диего! - сказала Итцпапалотль. - Покажи им, что значит быть богом.
В ее голосе послышалась угроза, как предупреждение не увиливать от своей работы. Я не очень понимала почему, поскольку Диего явно очень нравилось сосать ухо. Так почему ему не сделать и этого?
Диего встал на колени, и лицо его оказалось очень близко от предложенной крови - все, что оставалось, это дотянуться и принять ее. Но он остался на коленях, глядя на разрезанную плоть глазами, где все еще бушевал синий огонь. Стоял, пока порез не начал заживать и наконец исчез под новой кожей. Никогда я не видала оборотня, который так умел бы залечивать раны от серебра. Никогда.
Сет оглянулся через плечо, одной рукой все еще держа обнаженный член, хотя тот начал слегка опадать.
- Небесная владычица, что ты повелишь мне сделать?
- Жертвуй, - сказала она, и от одного этого слова у меня по спине пробежал холодок.
Сет снова поднес острие к коже. Без полной эрекции ему, кажется, труднее было провести точный разрез, но он смог. Кровь потекла по коже ручейками, забрызгав пальцы.
Диего остался стоять на коленях, но не тянулся к еде. Огонь из его глаз ушел, сияние покинуло кожу. По-прежнему красивый от контрастного сочетания бледной кожи, темных волос и синих глаз, он, казалось, был побежден, и руки его бессильно лежали на коленях.
Четыре женщины вышли из-за спины Итцпапалотль и, двигаясь в унисон друг другу, окружили его полукругом.
- Ты снова огорчил меня, Диего, - сказала богиня.
Он покачал головой и склонился в поклоне, закрыв глаза.
- Я весьма сожалею об этом, моя темная богиня. Я не стал бы огорчать тебя даже ради солнца и луны в руках.
Но в голосе его звучала усталость, будто он заучил реплику, но искренности в нее не вложил.
Все четыре окружившие его женщины достали из-за пояса обитые кожей палки и сняли с их концов кожаные чехлы. Из них выпали десятки тонких кожаных шнуров, как будто палки расцвели мерзкими цветами. В шнуры были вплетены серебряные шарики, сверкнувшие в свете факелов. Пресловутые "кошки о девяти хвостах", только у этих хвостов было куда побольше.
- Зачем ты опять отказываешься от чести, Диего? Зачем заставляешь нас наказывать себя?
- Я не любовник мужчин, темная моя богиня, и этого я не стану делать. Мне жаль, что огорчаю тебя своим отказом, но этого я не буду делать.
И снова тот же усталый голос, будто он говорил это уже много, очень много раз.
Было ему лет пятьсот, как и окружившим его женщинам. Неужели он уже пятьсот лет отвергает эту "честь"?
Четыре женщины не сводили глаз со своей богини, не обращая никакого внимания на вампира у своих ног. Итцпапалотль слегка кивнула. Четыре руки взметнулись, девятихвостки вспыхнули от блеска кожи и серебра, будто женщины отлично знали эту работу. Удары посыпались на Диего последовательно, справа налево, каждая плеть поочередно наносила удар. Удары сыпались так часто, что казалось, будто шумит ливень, который, однако, хлестал по чувствующей плоти. Диего били, пока не показалась кровь, и тут же все четыре женщины застыли в ожидании.