Шаховцев вопросительно взглянул на Николая, — Знаете, давайте не будем поспешно принимать решение. Вы все обдумаете, взвесите, а встретимся послезавтра и окончательно обговорим, согласны? — Шеф предлагал взять паузу, для того чтобы подчиненный привык к неприятной правде и смирился с ней. Николай оценил тактичность Шаховцева. Увы, но он хорошо понимал, что лучше где-то в другом месте не будет — он-то остается тем же самым Николаем Полуверцевым, с теми же недостатками. Будут лишние муки привыкания к новым коллегам и работе, которую еще надо найти: что-то не видно объявлений, мол, требуются сорокалетние редакторы телевизионных новостей… «Так что не беспокойтесь, господин начальник, никуда мне не деться», — грустно подумал он. Впрочем, Шаховцев беспокоился о другом.
— Ну а пока, на этой неделе, все остается по-прежнему — «Новости вечером» делаете вы с Безупрековым. И вот, как раз по этому поводу, — На лице шефа обозначилась страдальческая гримаса, — Я вас очень попрошу не увлекаться выборгскими событиями.
— Простите, что значит «не увлекаться»? Захват замка — важнейшая новость…
— Это правильно, — перебил Шаховцев. — Но не стоит педалировать освещение таких… происшествий. Конечно, совсем не упоминать о захвате замка мы не можем, но говорим очень сдержанно: только официальная информация, никаких комментариев. — В голосе шефа появились металлические ноты: ежу понятно — это приказ. — А у вас сегодня гостем программы будет вице-губернатор Филиппов. Он расскажет о параметрах городского бюджета будущего года. Вы не возражаете?
— Как скажете. Вы — начальник, я — дурак.
— Ну, зачем вы так? Я готов выслушать ваши предложения.
— Да какие уж тут предложения, — махнул рукой Николай.
«Любопытно, — подумал он, выходя в коридор, — как Шаховцев, этот сдержанный и расчетливый умница, умудряется договариваться с самим собой?»
Впрочем, самого Николая никогда не прельщала роль борца с режимом. Чего уж там: кто платит — тот и заказывает музыку. Хотя год от года заказ принимал все более отчетливые черты телевидения советских времен. Информационная политика федеральных каналов: и государственных, и якобы независимых, стала столь однообразной, что, если не знать фирменные цвета студий, можно и не понять, чьи именно телевизионные новости смотришь. Уродливый процесс, чуждый изначальному репортерскому духу, — рассказывать правду о том, что произошло. Тревожную, полнокровную картину жизни заменили на успокоительную, выхолощенную эрзац-обманку для дураков. Обманку, так же похожую на правду, как металлический шарнирный протез похож на теплую, стройную женскую ножку.
От невеселых размышлений Николая отвлек Эдик Низамов, примечательная личность. Субтильного роста и телосложения, имеющий очки с большими диоптриями, он отдавал предпочтение подчеркнуто мужественным одежде и аксессуарам. Мачо Низамов был титровиком в эфирной бригаде — его несложные служебные обязанности заключались в том, чтобы в специальной компьютерной программе набирать титры. Единственное, что требовалось, — это внимательность и некоторый уровень грамотности. Как раз этим Эдик похвастаться не мог и регулярно допускал ошибки в эфире. После очередной к нему накрепко прилипло прозвище Экологический член.
А дело было так.
Вечер выдался особенно нервным — окончательно удалось утрясти верстку лишь перед выходом в эфир. Полуверцев прибежал в аппаратную минуты за три до начала выпуска. Титрами в тот вечер занимался Эдик, и даже напрочь лишенный интуиции Николай почуял недоброе.
— Давай-ка по-быстрому проверимся, — велел он.
Эдик, нервно поглядывая на часы, принялся поспешно перелистывать компьютерные страницы с титрами. В выпуске шел сюжет о питерских экологических проблемах. Один из героев был стараниями Эдика представлен так: «Имярек, экологический член некой международной природоохранной организации». Николай опешил:
— Откуда ты это взял?
— Так у автора сюжета, — гордо ответил Эдик.
— Открывай, будем смотреть, — приказал Николай, хотя в эфире уже тикали часы на заставке: до выхода оставалось десять секунд.
Негодующий Эдик все же подчинился и открыл специальную ячейку, в которой журналисты указывали, как правильно представлять участников сюжета.
Там значилось «Имярек, эколог, член некой международной природоохранной организации». Эдик, не вдумываясь в смысл, воспринял точку как сокращение и произвел ни в чем не повинного уважаемого эколога в «экологические члены». Режиссер эфира скомандовал: «Внимание! Мотор» — и после того как пошла начальная шапка петербургских «Новостей», сообщил Безупрекову в «ухо» — небольшой наушник ведущего для связи с аппаратной: «Мы в эфире». Егор кивнул и улыбнулся, приготовившись традиционно пожелать зрителям доброго вечера. А титр все же удалось исправить, но с той поры Эдика за глаза иначе как «экологический член» не называли.
— Привет, — Он протянул Николаю вялую узкую ладонь и строго спросил: — Кто на следующей неделе в эфире — Безупреков или Пристяжнюк?
«Быстро же у нас распространяются корпоративные новости», — удивился Николай, а Низамову ласково посоветовал обратиться с этим вопросом к Шаховцеву. Но Эдик не собирался упускать момент, когда он мог поквитаться с насмешливым Полуверцевым.
— А ты теперь, значит, будешь воскресные утренние выпуски делать? — с плохо наигранным сочувствием протянул он. — Вставать на развозку в пять утра придется. А как же твои рыбалки? Теперь все — прощай клев. — И Эдик нахально, но все же с некоторой опаской захихикал.
— Что ж поделаешь, придется потерпеть. Тебя ведь без присмотра не оставишь — не ровен час, опять какой-нибудь член примерещится. — Ласковость Николая сегодня не знала границ.
Эдик не успел ответить: дверь, к которой он вальяжно привалился плечом, резко распахнулась, и в коридор влетела раскрасневшаяся от быстрого подъема по лестнице корреспондент Анастасия Божественная.
— Пожар, пожар! — кричала она, размахивая зажатой в ладони кассетой.
Она, естественно, не могла видеть Эдика и врезалась в него. Будучи девушкой крупной и высокой, Настя просто опрокинула тщедушного мачо на пол. Но на этом злоключения Эдика не закончились. Едва смущенная Настя помогла ему подняться, как тут же из редакции, привлеченная ее криком о появившихся съемках пожара, стремительно выскочила редактор монтажа Зосенька, не уступавшая Насте в дородности. Она очень спешила: до выпуска оставалось несколько минут — нужно успеть смонтировать видеоряд о пожаре, привезенной Божественной. Пулей вылетев в коридор, она снова уронила толком и не успевшего подняться Эдика на грязный линолеум. Не ожидавший такого коварства, ушибленный и слегка потоптанный «экологический член» громко и обиженно заверещал.
— Ой, извини, Эдик, — бросили девицы на ходу и синхронно припустили по коридору — монтировать видеоряд.
Кроме Николая, за этой полной драматизма сценой наблюдал еще один зритель. У монитора видеомагнитофона просматривал кассету с исходным материалом каких-то состязаний корреспондент спортивных «Новостей» Альбертыч — забавный, с вечно лохматой, непослушной, с ранней проседью шевелюрой. Будучи фанатичным поклонником петербургского «Зенита», он как-то поразил Николая обширной коллекцией шарфов сине-голубой клубной гаммы. Самым удивительным оказалось то, что для домашних «зенитовских» игр нужно использовать одни шарфы, а для выездных — совсем другие. Альбертыч помог страдальцу подняться и сочувственно посоветовал: