Ясир и Ахмед отказались от предложенного ужина и, посидев из вежливости еще некоторое время и поболтав о том о сем с хозяином дома, стали прощаться. Сын старосты вызвался проводить их до лагеря археологов, расположенного в нескольких сотнях метров от деревни.
Они шли молча и с удовольствием курили гаванские сигары, которыми их угостил староста деревни. Не успел Ахмед понять, что происходит, как вдруг из темноты к ним метнулись трое мужчин и взяли в кольцо его и Ясира. Еще через секунду Ясир пронзительно вскрикнул и рухнул наземь с кинжалом в животе. Руки сына старосты обагрились кровью – кровью Ясира. Трое вынырнувших из темноты людей тут же исчезли, унося с собой труп. Все это произошло так быстро, что Ахмед не успел и рта раскрыть. И тут – неожиданно для сына старосты – Ахмеда сильно стошнило. Вытирая платком кровь со своих рук, сын старосты терпеливо ждал, когда Ахмед приведет себя в порядок.
– Но почему? – спросил Ахмед, немного придя в себя.
– Господин Танненберг не прощает измены. Он хочет, чтобы вы об этом знали.
– А когда он убьет меня? – отважился спросить Ахмед.
– Не знаю, об этом мне ничего не говорили, – простодушно ответил сын старосты.
– Оставьте меня, я хочу побыть один.
– Мне приказали проводить вас.
Ахмед ускорил шаг, стараясь оторваться от этого человека, который только что, не моргнув и глазом, прикончил Ясира. Однако сын старосты тоже пошел быстрее и догнал Ахмеда.
– Мне поручили сказать вам, что господин Танненберг приказал за вами внимательно наблюдать, даже когда он будет находиться далеко от вас, и если его кто-то предаст, то с этим человеком поступят так же, как я сейчас поступил с господином Ясиром.
– В этом я не сомневаюсь. А сейчас оставьте меня.
– Нет, я не могу оставить вас. Я должен вас проводить, а то как бы с вами чего-нибудь не случилось.
Айед Сахади приблизился к каравану. Верблюды, которых освободили от ноши, отдыхали. Навстречу Айеду вышел высокий мужчина. Подойдя друг к другу, они обнялись.
– Да хранит тебя Аллах.
– И тебя тоже.
– Выпей с нами чашку чая, – предложил Айеду высокий мужчина.
– Не могу, мне уже нужно возвращаться. Но я хотел бы попросить тебя об одном одолжении. В долгу не останусь.
– Мы с тобой друзья…
– Я это знаю, и именно поэтому к тебе обращаюсь. – Айед протянул собеседнику тщательно завернутый ящик. – Возьми это и постарайся доставить в Кувейт как можно быстрее.
– И кому его нужно передать?
– Не конверте написан адрес. Отдашь этот конверт вместе с пакетом. А теперь возьми вот это, и да поможет тебе Аллах.
Высокий мужчина взял протянутую Айедом пачку долларов. Он не стал их считать, так как был уверен, что, как и раньше, сумма вполне приличная. Альфред Танненберг всегда хорошо платил ему за оказываемые услуги.
Утреннюю тишину разорвал пронзительный крик, от которого сразу же пробудился весь лагерь.
Пико и Фабиан один за другим выскочили из своего жилища и тут же замерли, как будто окаменели. Вслед за ними из домов и палаток стали появляться и другие обитатели лагеря, решившие посмотреть, что же случилось, и все они тоже замирали на месте, не в силах произнести ни слова.
В центре лагеря стоял столб, к которому кто-то привязал труп человека. Было ясно, что этого беднягу пытали: на теле виднелось множество ран, а кисти и ступни были отрублены. А еще ему вырвали глаза и отрезали уши.
Некоторые из вышедших из домов людей не выдерживали вида изуродованного тела, их тошнило. Другие стояли абсолютно неподвижно, не зная, что делать. К всеобщему облегчению, вскоре появились солдаты и сняли со столба окровавленное тела.
– Я хочу уехать отсюда как можно быстрее! – гневно прокричал Пико, вернувшись в домик, в котором он жил вместе с Фабианом и своим помощником Альбером Англадом. – Они нас всех тут перебьют!
– То, что здесь происходит, не имеет к нам никакого отношения, – заявил Фабиан.
– А к кому же тогда это имеет отношение? – выкрикнул Пико.
– Успокойся! Если мы начнем психовать, все равно ничего не добьемся.
Альбер Англад вышел из помещения, где находился умывальник: его там стошнило, и теперь он был бледен, а его глаза были полны слез.
– Какой ужас! Это уже слишком, – сокрушенно сказал он.
И вдруг – неожиданно для всех троих – в их дом зашла Марта Гомес. Она села на стул и закурила сигарету, но так ничего и не сказала.
– Марта, ты себя нормально чувствуешь? – спросил Фабиан.
– Нет, не нормально. Я в полной растерянности. Не знаю что здесь происходит, но это место, по-моему, постепенно превращается в кладбище. Мне… мне кажется, что нам нужно побыстрее отсюда уехать. Если возможно, то прямо сегодня.
– Успокойся, – сказал Фабиан. – Прежде чем принимать какие-то решения, нам всем следует успокоиться. А еще нам нужно как можно скорее поговорить с Кларой и Ахмедом. Уж им-то известно, что здесь происходит, и они просто обязаны нам об этом рассказать.
– Это тот самый… это тот самый человек, который приехал сюда вместе с Ахмедом, – сказала Марта.
– Да, к столбу привязан изуродованный труп человека по имени Ясир, который, как говорил Ахмед, работал на господина Танненберга, – подтвердил Фабиан.
– Но… но кто мог совершить подобное зверство? – возмутилась Марта.
– Да ладно тебе, успокойся, – увещевал ее Фабиан.
– Я хочу увидеться с твоим дедушкой.
По тону, с каким произнес эти слова Ахмед, было понятно, что он в отчаянии и сильно напуган. Клара удивилась, увидев его в таком состоянии: Ахмед стоял перед ней растрепанный, с покрасневшими от слез глазами и трясущимися руками.
– Что случилось?
– А ты что, не выходила из дома и ничего не видела? Ты пропустила представление, которое нам устроил с утра пораньше твой дедушка? Неужели мало было его убить? Зачем понадобилось изуродовать его труп? Твой дедушка – подонок… Он – настоящий подонок…
– Я не знаю, о чем ты говоришь, – пролепетала Клара.
– Ясир… Убили Ясира и изуродовали его труп. А затем его выставили здесь, прямо посреди лагеря, чтобы все это видели и чтобы мы не забывали, кто наш бог, кто господин над всеми нами…
Ахмед залился горькими слезами, не обращая внимания на охранников, которые смотрели на него, не скрывая презрения за проявление слабости, недостойное мужчины.
Кларе вдруг захотелось закричать и убежать куда подальше, однако она сумела сдержаться, потому что понимала: если она сейчас поддастся панике, то охранники перестанут уважать и ее дедушку, и ее саму.
– Мой дедушка не захочет тебя принять. Он отдыхает.