На душе не было легко — было пусто, было никак.
Он вышел к узкой дороге, змеящейся перелесками, но пошел не по колее, освещенной слабым лунным светом — двинулся рядом, в тени деревьев. Черный комбинезон выглядел еще одной тенью, движущимся пятном мрака. Очень опасным пятном.
Тихий писк прозвучал неожиданно, в паре сотен метров от машины.
Он извлек из нагрудного карманчика ключи — крохотный брелок тревожно замигал красным светодиодом. Невероятно, но факт: кто-то умудрился забраться в автомобиль, оставленный в ночном лесу, на укромной полянке в стороне от дороги, в нескольких километрах от ближайшего жилья.
Ни страха, ни гнева он не почувствовал — одно неприятное удивление, какое мог испытать, обнаружив на руке комара, насосавшегося крови. В подобных случаях он привык убивать быстро, без раздумий и без ненависти.
И комаров, и людей.
Ночь. Лес
Их оказалось двое. Первый, сидя на водительском месте, копался под приборным щитком — ничего у него, конечно, не получалось, машина была не так проста, как могла показаться, судя по непритязательному внешнему виду. Второй, невысокий крепыш, склонившись к раскрытой двери, зажигал время от времени спички и давал советы торопливым злым шепотом.
Человек в черном ударил его — ребром ладони, по стыку шеи и затылка.
Рубанул резко, но не сильно — с расчетом на последующий разговор. В сельскую шпану, случайно тут гуляв шую и натолкнувшуюся на машину, верилось отчего-то слабо.
Затем, не желая пачкать обивку, стал выволакивать наружу первого, как улитку из раковины. Тот подвывал от боли в вывернутой кисти, и этот вой не дал расслышать никаки: звуков за спиной — ствол ткнулся в спину резко и неожи данно.
— Отпушти ефо! — Похоже, у говорившего не хватал половины передних зубов, голос шипел, как бикфордо шнур, но давящая на хребет холодная сталь придавала ело вам весомость и значимость.
В том, что это был именно ствол, человек не усомнился ни на мгновение. Упертый в спину палец или другая подвер нувшаяся под руку железка никогда не вызывают такого ощущения.
«...Попался, — подумал он, — глупо и неожиданно попалея... хотел наказать шкодящих щенков и не учуял матерого хищника».
— Доштафай клющи и не пофоращифайся. — Шепеля вый не тратил время на угрозы и на демонстративное передергивание затвора, только сильнее надавил дулом на спину,
Первый, вылезший наконец из салона, неуклюже вьш щил пистолет и нацелил спереди, в живот. Второй, на которого никто не обращал внимания, ворочался под ногами, как перевернутая на спину черепаха.
«Это какие-то дилетанты, — понял он, — раз тыкают с двух сторон пушками... Понимающие люди никогда не встанут на одну линию... А ведь голос сзади звучит не в само ухо... и если у него не обезьяньи руки, значит ствол длинномерный... ружье?.. автомат?.. карабин?..»
Он вытащил ключи, медленно поднял их кончикам пальцев над правым плечом. Нажим ствола на хребет немного ослаб.
«Первый», придерживая прыгающую кисть с пистолетом левой рукой, невнятно бубнил под нос, что сейчас кое-кому покажет, как руки крутить...
...Лишь бы не левша... лишь бы шепелявый оказался не левша...
Чужие пальцы коснулись ключей и это послужило сигналом. Он схватил протянутую руку не глядя, сильно и безжалостно, как хватают добычу стальные челюсти капкана. Извернулся, мгновенно уходя с директрисы, тем же движением швырнул «шипуна» на наставленный ствол пистолета — выстрел прозвучал меж столкнувшимися телами глухо, как в подушку — «шепелявого» отшвырнуло назад.
Стрелок жал на спуск наверняка рефлекторно, не успев понять, кто на него обрушился.
Выстрелить еще раз ошарашенный «первый» не успел, даже рефлекторно — кулак по прямой траектории ударил его в грудь, в область сердца. Удар был убийственный, от такого отлетают на несколько метров, но здесь за спиной врага стояла машина. Грудная клетка треснула, раздирая плоть острыми, как кинжалы, осколками сломанных ребер.
Человек в черном крутнулся на одной ноге и с лету врезал другой в голову успевшего оклематься и встающего на четвереньки «крепыша» — как бьют футбольные вратари, выбивая мяч далеко-далеко, к самым воротам соперника. Голова далеко не улетела, но с хрустом вывернулась под неестественным углом к отброшенному страшным ударом телу.
К «шепелявому» он повернулся уже не спеша, нашаривая так кстати не выброшенный молоток — доправить, если надо.
Правка не потребовалась, этот свое отшипел... ...Четвертого, оставшегося на шухере вдалеке, у развилки дороги и не успевавшего к скоротечной схватке, он не увидел. И раздавшегося сбоку выстрела тоже не слышал. Пуля вошла над левым ухом, он ничего не успел почувствовать, все кончилось быстро и сразу — умер как застреленный сзади волк-победитель, с торжествующим рыком сжимающий глотку врага.
Стрелявший, высокий узкоплечий парень лет двадцати, развернулся и побежал в противоположную от машины сторону, напролом через лес, не замечая хлещущих по лицу ветвей.
Ночь заканчивалась.
Восток светлел.
Рассвет. Нежилая деревушка Каменка
Майор по прозвищу Клещ проснулся от холода.
Сел, поеживаясь. Светало. Вставляя титановые пластины обратно в бронежилет, послуживший подушкой — неудобной и жесткой, майор тоскливо подумал: самое позднее через час они опять начнут погоню за тенью — бесплотной, призрачной и ускользающей.
Что их дичь никуда и ни от кого уже не ускользнет — майор не знал.
Рассвет. Сосна над волейбольной площадкой
На рассвете Астраханцева потеряла сознание. Ненадолго.
Рассвет. Чужой сон
Корнет-а-пистон пропел на заре — пронзительно и нежно. В его бодром, призванном разбудить спящих звуке слышалась нотка грусти, почти обреченности.
Среди разбросанных меж деревьев палаток зашевелились люди. На ходу затягивая амуницию, коноводы бежали за лошадьми. Заранее сложенные сухие дрова вспыхнули под котлами с уже приготовленной — только разогреть — пищей. Шеренги торопливо выравнивались на полянах, и хриплые голоса эскадронных командиров начинали перекличку... Света смотрела на всю суету со стороны; в отличие от кошмаров последних ночей в этом сне она никакого участия не принимала.
...Кавалерийская пула сворачивала лагерь и готовилась к выступлению — все происходило с отрепетированной четкостью регулярной армии. Хотя не больше трети людей были в форме имперской легкой кавалерии — поношенной, со споротыми знаками различия. Остальные кто в чем: цивильные камзолы, заштопанные охотничьи зеленые рубахи, потертая и потрескавшаяся кожа жилетов и курток... Оружие у всех содержалось в идеальном порядке.