На лежавший рядом кожаный мешок Ваня обратил внимание чуть позже. Трясущимися пальцами распустил завязки. Золото тускло сверкнуло в лучах утреннего солнца. И еще какой-то голубой камешек – Ваня не знал его названия, но понял: он станет богачом. Если будет держать язык за зубами.
…Радовался богатству – в самом буквальном смысле свалившемуся на голову – Ваня Передойко недолго. Поехал в Сибирь махать кайлом, как ни пытался доказать, что неповинен в осквернении церкви. Почтенный Никита Степанович Ворон, понятно, ни у кого ни малейших подозрений не вызвал.
Из остатков изуродованных окладов, найденных полицией, сделали запрестольный крест для все той же церкви Екатерины-великомученицы. Пропавшие иконы так в храм и не вернулись.
Мало-помалу дело об ограблении и осквернении церкви стало забываться. Но года через три в уездном городе Гатчине состоялся любопытный разговор за ежевечерними картами, напрямую касавшийся этих событий…
* * *
Общество за картами в доме податного инспектора Сабурова собралось изысканное: он сам, земской врач Петухов, преподаватель гимназии Липников и молодой присяжный поверенный [12] Баглаевский. Порой в гостиную заходила Глафира, незамужняя дочь Сабурова, – приносила то самовар, то блюдо с плюшками да постреливала глазками в сторону холостого Баглаевского.
Именно он был сегодня героем дня – вернулся со слушания нашумевшего уголовного дела.
– Скажите, милейший Павел Адамович, – спросил у него Липников, – если бы именно вы вели защиту – смогли бы добиться оправдания этого Прохорова?
– Не знаю, не знаю… – протянул адвокат после короткого раздумья. – Больно дело уж кровавое… Когда прокурор рассказывал про старуху с отрубленными ногами – присяжные просто-таки лицами зеленели, честное слово. А до главного – до детей загубленных – Филипп Артемьевич еще не добрался.
Спасовского крестьянина Игната Прохорова обвиняли – с полным набором улик и доказательств – в убийстве, по видимости беспричинном, всей семьи своего соседа Кривощекина. Семь душ убивец порубил топором, а восьмого, пятилетнего мальчишку, живьем запихал в топившуюся русскую печь.
– А господин Плевако, похоже, считает иначе, – с неприязнью произнес хозяин дома.
Защищать Прохорова – бесплатно, исключительно в видах собственной рекламы – приехал сам Федор Никифорович Плевако, молодой, но обретший шумную известность адвокат.
– Известное дело, – продолжил Сабуров, – какую песню этот столичный господин заведет: во всем, мол, виновата мерзость российской жизни… Все мы, дескать, виноваты – до Государя включительно. А Прохоров вроде как и ни при чем.
Баглаевский комментировать методы защиты своего коллеги по цеху не стал. Слегка изменил тему разговора:
– Я отметил любопытный факт, господа: последние три года в уезде количество подобных преступлений – бессмысленных и варварски жестоких – постоянно растет. Причем большая их часть происходит поблизости от «Царской Славянки» – Спасовка, Антропшино, поселок при фабрике Роджерса… Поневоле можно подумать, что покойная графиня Самойлова, принужденная уступить свое обширное имение Императору, – прокляла эти места. И после смерти ее проклятие вступило в силу…
Баглаевский широко улыбнулся, словно хотел сказать: я-то, мол, в эти недостойные нашего просвещенного века сказочки не верю, но… А может и не хотел ничего сказать, но обратил-таки наконец внимание на Глафиру – девушка в очередной зашла в гостиную.
– Полноте, Павел Адамович, – сказал Липников, не успевший до конца растерять розовые идеалы 60-х. – Не графские проклятия губят наших мужичков, но элементарный недостаток культуры и образования…
– Кнута им не хватает, – отрезал Сабуров, старой закалки человек. – Кнута и дисциплины, что при Николае Павловиче была. Где это видано, чтобы мужика сиволапого судом присяжных судить? Реформы, реформы… Конституцией бредите – а забыли, чем в Польше конституция та закончилась?
Врач Петухов, мягкого характера человек, вообще не любил споры, а на политические темы – особенно. И поспешил увести разговор с опасной дорожки:
– А вы знаете, господа, я слышал в свое время любопытную легенду тех мест – в Гамболово, от старухи-чухонки. Русского она почти не знала, переводил ее старший сын – так что, может быть, кое-какие детали от меня ускользнули… Но смысл таков: нехорошее там место, в «Царской Славянке». Проклятое. Будто погребен под Поповой горой не то демон, не то сам дьявол… «Перкела» – так она дословно выразилась. И один раз пытался уже вырваться наружу – да был остановлен неким святым старцем. Будто бы старец своей кровью окропил круг, замкнув могилу демона. И молитвой своей заставил спать его дальше… Но со временем грехи людские перевесят силу молитвы старца – и «перкела» вырвется. А перед тем люди обезумеют и начнут убивать друг друга без причины.
– Негоже вам, Арсений Маркович, байки неграмотных старух распространять… – прокомментировал рассказ Липников. Но спор продолжать не стал. Сказал хозяину:
– Приступим, Иван Силантьевич? Я горю желанием получить с вас сатисфакцию за утраченные вчера семь рублей серебром…
– Попробуйте, попробуйте… – При напоминании о своем вчерашнем выигрыше хозяин мигом пришел в благодушное настроение. – Это вам не о реформах философствовать, тут смекалка и память потребны…
Игра началась. Больше об убийце и о рассказе чухонской старухи они не вспоминали.
16 июня, понедельник, вечер
1
Проснулся Кравцов резко, без всякого перехода, без пограничного состояния между сном и бодрствованием. Словно включился компьютер, долго просчитывавший сложнейшую, почти неразрешимую задачу и остановившийся от перегрева, а потом запустивший программу с той же точки.
Солнце, похоже, давно перевалило за полдень – и в окна бригадирской не попадало. Выспался Кравцов на славу…
Первая же мысль, пришедшая в голову господину писателю, оказалась короткой, простой и самокритичной: «Я кретин!»
Полный кретин… Сколько еще можно получать подсказки – и в упор не замечать их? Сколько можно проходить мимо жирно нарисованных стрелок-указателей? Нарисованных в самом прямом смысле слова – светящейся в темноте краской.
А он-то, дурак, все ждал, что кто-то придет, что-то расскажет, как-то всё объяснит… Достаточно. Давно пора понять, что этот «кто-то» или не умеет ходить, или не способен к обычному разговору. Зато умеет посылать в мозг картинки, которые посредством клавиатуры и пальцев Кравцова превращаются в компьютерные тексты…
Мог бы, дурак, и раньше догадаться – после не пойми откуда пришедшего в голову триллера о летучей мыши-мутанте. А уж после огромной надписи «ЛЕТУЧИЙ МЫШ» и воздушной битвы над Чертовой Плешкой – тем более.