Уазик с мертвыми пассажирами съехал с дороги и заглох, уткнувшись в бетонный забор. Три всадника, скрывающие угловатые, нелюдские фигуры длинными плащами, подъехали к замедлившим продвижение передовым сотням.
Они уже знали все, что произошло на берегу, напротив скалы, называемой аборигенами Воловий Рог. И что произошло под берегом — тоже. В их планах это ничего не изменило. Просто очередной шанс стал и последним.
Онгоны хорошо знали Девятку, хотя ни разу не бывали здесь. Приказы они отдавали четкие и ясные — ни слова не произнося вслух. Сотни уходили в темноту, к заранее выбранным целям.
Основные силы двинулись к самому центру городка. К двадцатому дому. В нем находилась квартира генерала Таманцева и обитала вся верхушка Девятки — но не она интересовала восьмипалых. Но там же, по сведениям онгонов, жила и главная цель их похода.
Женька Кремер.
Надо было что-то делать — но что, Сережа Панкратов не знал. Ему было страшно. Чужие пришли убивать. Они убьют всех, а потом — его. Найдут и убьют. Или не найдут? И что тогда? Один в городе трупов?
Грудь неприятно давило. Немного спустя Сергей понял — шартрез. Пузырек «Русского леса» во внутреннем кармане впился в ребра. Он с трудом, в три приема, вытащил плоскую бутылочку. Поднес к губам. Неразведенный одеколон обжег гортань. Легче не стало.
Тишина. Городок спал — последние минуты сна перед смертью. Сереже хотелось плакать, а умирать — не хотелось. И он заплакал, беззвучно. Слезы катились по щетине щек. Потом он достал зажигалку и грязный носовой платок, обернул флакон. Еле слышное бульканье. Аромат «Русского леса». Хотелось лежать и лежать, ничего не делая и вдыхая этот аромат…
Он встал на колени.
Ткань вспыхнула синим факелом, пламя лизало пальцы — боли Сергей не чувствовал. Чужие его заметили, кто-то закричал, кто-то бежал к нему. Огненный комок прочертил воздух и упал — там, где возле «Урала» расползалась бензиновая лужа. Сергей рухнул на каменистую землю, стараясь удариться головой как можно сильнее…
Майору Кремеру никогда не снились сны. А может, он мгновенно забывал их в момент пробуждения. Но сейчас он спал, и понимал, что спит, и чувствовал, что надо немедленно встать и проснуться, и — не мог.
Сон майору снился красивый, хоть и не отличающийся замысловатым сюжетом: в нем несколько степных девушек ублажали майора всеми возможными способами. Кремер, за двадцать пять лет (случай для Девятки уникальный!) своей Эльзе Теодоровне ни разу не изменивший, тем не менее плотских утех отнюдь не чурался. И происходившее с ним во сне удовольствие майору, без сомнения, доставляло, но…
Но что-то было не так.
Что-то мешало расслабиться и насладиться.
Крик… Одна из степнячек закричала — не криком истинной или поддельной любовной страсти — но воплем боли и страха… И исчезла, пропала в мелькании смуглых обнаженных тел — крик звучал откуда-то издалека. Кремер потянулся следом за ней — нежные руки остальных вцепились жестко и больно, улыбки превратились в оскалы.
Это не мой сон, решил майор Кремер, сам не понимая, откуда такая уверенность. Кино. Чужое кино. Все это мне показывают…
Он рванулся через чужой сон напролом, отшвыривая и ломая хищных лже-красоток — и проснулся. Видение померкло и исчезло.
Но не крик.
Сержант Гнатенко дежурил в ту ночь не на берегу — на крыше сорок пятого дома. Посты береговой обороны были сокращены наполовину после странного происшествия на партизанском пляже. Потому что из прилегающих к Девятке бухт исчезли айдахары — все до одного. Но совсем людей и технику с береговых утесов не убрали — странное обмеление озера еще раз показало, что сюрпризы возможны любые.
…На несколько коротких очередей у КПП Гнатенко не обратил внимания. Обычное дело, что-то ребятам в степи почудилось. Сержант и сам в подобных случаях патронов не жалел, считая, что лучше перебдеть, чем недобдеть… Ему часто приходилось хоронить недобдевших.
Когда у КПП вспыхнуло пламя, он насторожился. Потом раздались слегка похожие на выстрелы хлопки — словно в пламени взрывались патроны. Потом бухнуло сильно, огненный шар осветил все далеко вокруг, и на краткое мгновение Гнатенко показалось, что он увидел…
Всадников.
Много всадников.
Внутри периметра.
Померещилось?
А затем пламя взрыва опало, и стало темнее, чем раньше — потому что в городке погас свет. Везде. Редкие фонари на улицах, еще более редкие окна квартир — больше не светилось ничто. Опять что-то с подстанцией? Гнатенко уставился в темноту. Он прекрасно знал все шутки, что может сотворить с ночным дозорным напряженное всматривание вкупе с натянутыми как струна нервами, но… Но ему казалось, что там, в темноте между домами, происходит то, что никак не должно происходить. И звуки… Стон? Удар? Звуки ночью тоже ох как обманчивы.
Колебался он недолго — и дернул тумблер общей тревоги. Лучше перебдеть… Не произошло ничего. Вот это было уже не просто странно… То, что одновременно с подстанцией накрылась и автономная сеть системы оповещения.
Будь на месте Гнатенко какой-нибудь забитый военной жизнью черпак — на этом бы его действия и завершились. Инструкция выполнена, дальше не наше дело. Сержант же, целясь в стоявшую на отшибе от склада ГСМ цилиндрическую емкость с бензином, лишь подумал мимоходом: если поднятая таким способом тревога окажется ложной, Звягинцев его без затей расстреляет. Подумал — и выпустил первую очередь.
Полыхнуло, озарив городок, только после третьей.
И сразу для Гнатенко нашлось много работы…
В темноте — в полной, ночник и светящееся табло часов погасли, — творилось что-то странное. И опасное. Майор Кремер сел на кровати и наощупь шлепнул по здоровенной клавише аварийного освещения. В квартире замерцали тусклые лампы…
Тут же — удар.
Сильный. Сзади, туда где шея переходит в затылок. Обычного человека подобный удар надолго привел бы в беспамятство.
Кремер только зарычал и обернулся — загривок майора прикрывал толстенный слой жира. Повторить нападавший не смог. Лапищи Кремера ухватили атакующую руку. Что на руке восемь пальцев, майор заметить не успел. Кость треснула, как спичка. Тело — удивительно легкое, хоть и большого роста — описало дугу и с хрустом рухнуло на паркет спиной и затылком.
«Папа!!!» — сдавленный крик из другой комнаты. Кремер рванул туда, позабыв о табельном стволе под подушкой.
В мерцающем свете он не разглядел всех подробностей. Да и некогда было. Кремер понял лишь одно: чужие. Чужие что-то творят с его детьми. С его четырьмя младшими девчушками. А дальше майор не понимал ничего. Впервые за сорок восемь лет невозмутимейший Кремер потерял контроль над собой. И это оказалось страшно.