– В работоспособном? – удивился представитель. – В самом деле? А мне почему-то кажется, что без основательного ремонта эти пташки в небо не поднимутся.
Вертолеты и в самом деле выглядели не лучшим образом: борта зияли большими и малыми пробоинами, винт «Пчелы» был погнут, искорежен, а у десантно-грузовой «Тамани» отсутствовала часть хвостового оперения.
– Повреждения получены в ходе операции по захвату, – пояснил полковник.
– Возможно, возможно… – произнес представитель таким тоном, словно не поверил, но согласился из вежливости. – Однако у «Науком» машины исчезли в целом и невредимом состоянии, что отражено в документах. А как попали они к вашим мятежникам, неплохо бы спросить их самих. Вы захватили кого-то, кто состоял при вертолетах? Что они говорят?
Генерал подумал – сейчас вновь прозвучали действительно важные вопросы. Позже запись разговора не один раз просмотрят лучшие специалисты, анализируя мельчайшие нюансы микромимики представителя. И доложат, когда недомерок болтал, что в голову взбредет, а когда интересовался значимой информацией и напряженно ждал ответа. А сейчас генерал прислушивался только к своей интуиции, редко его подводившей.
– Работа с пленными ведется, – обтекаемо ответил полковник.
– Правильнее сказать, с задержанными, – уточнил Гольц. – Статуса воюющей стороны «Печорская республика» никогда не имела, и речь идет не о военнопленных, а о гражданах России, обвиняемых в совершении ряда уголовных преступлений.
С пленными, как их ни называй, и в самом деле работали интенсивно. Но мало кто из них знал о вертолетах, а те, кто знал, не осознавал уникальность боевой техники, оказавшейся в распоряжении сепаратистов: ну стоит пара вертушек на объекте, расположенном на дальней окраине «столицы». Ну летают куда-то по каким-то делам… Эка невидаль.
Похоже, в курсе всего был один человек – главком ВВС самозваной республики. Именно он руководил прорывом колонны в сторону консервной фабрики, возможно, решив использовать для бегства машины с неограниченным радиусом полета. Там же и погиб, когда колонну громили ударами с воздуха.
Про тех, кто непосредственно эксплуатировал вертолеты, известно еще меньше. Ни с кем не общались, жили замкнутой группой – снимали две квартиры в жилом массиве неподалеку от объекта. И погибли во время ночного авиаудара, превратившего массив в руины. Но не все… Кто-то уцелел и забрал преобразователи. Украл из колоды генерала Кравцова козырную карту. И теперь придется блефовать…
Он сказал еще несколько слов в микрофон – отдал команду на начало блефа.
Интересно, где они берут лампы накаливания? Рыскают по антикварным салонам? Или экономно расходуют госрезерв, сохранившийся с давних-давних времен? А может быть, у ОКР имеется небольшая стеклодувная мастерская, производящая ограниченные партии?
Лампы, направленные с трех сторон, слепили. Лампы заставляли обливаться по́том. Меня слепили и меня заставляли, мои визави в количестве трех человек сидели на другом конце обширного стола вполне комфортно. Так и задумано. Так и должно быть в трибунале…
Трибунал заседал неформальный, иногда называемый «черным»: никакой защиты, даже самой номинальной, обвиняемому не полагалось. И протоколы никакие не велись – потом начальство просмотрит запись из «балалайки» председательствующего, и на том все закончится. Но приговоры черный трибунал выносит вполне действенные. Вернее, один и тот же приговор по всем делам, другие попросту не предусматриваются…
Председательствовал подполковник Нехлюдов, он же по совместительству исполнял роль обвинителя. В роли заседателей выступали два незнакомых мне офицера. Вот и весь суд, ни секретаря, ни защитника, про публику и говорить не приходится… Возможно, имелись в наличии исполнители приговоров, но они оставались где-то за кадром.
Обвинение состояло из трех пунктов.
Во-первых, капитан ОКР Руслан Дашкевич обвинялся в неумелом и небрежном руководстве ротой «Гамма-7» батальона «Гамма» Третьей дивизии особого назначения ОКР в ходе проведения операции «Парма», что привело к неоправданной гибели почти всего личного состава означенной роты и потере приданной роте техники (десантного вертолета «Иволга»).
Во-вторых, капитана обвиняли в халатном отношении к захваченным трофеям стратегической важности, выразившемся в недостаточной их охране и повлекшем утрату означенных трофеев.
Ну, и в-третьих, до кучи, мне пришили пособничество в дезертирстве сержанта Багирова, не вернувшегося из окружавшей Печору лесотундры… Последнее обвинение было полным бредом, такие бойцы, как Баг, не дезертируют, попросту не умеют, устроены иначе. Наверняка сержант уже мертв, и Нехлюдов понимал это не хуже меня.
Впрочем, первых двух пунктов с лихвой хватало для вынесения приговора. И дальнейшие излияния Нехлюдова, зачитывающего обвинение, я слушал лишь из любопытства: что еще припомнит мне подполковник. Обвинит ли в нецензурном, порочащем честь и достоинство, оскорблении офицера, старшего по званию и должности?
Не обвинил. И на том спасибо.
Закончив прокурорскую речь, Нехлюдов немедленно вернулся в ипостась председателя трибунала и поинтересовался, что я могу сказать в свое оправдание. В тоне его ясно слышалось: что бы я ни сказал, все равно не оправдаюсь.
В принципе, если отвлечься от того факта, что речь шла о моей судьбе, подполковник прав. То, что для выполнения поставленной задачи сил и средств явно не хватало, – не оправдание. У нас по-другому не бывает… Извернись, сделай невозможное, прыгни выше головы, но выполни невыполнимый в принципе приказ – или сдохни.
Не сдох, уж извините. Вроде и не прятался за спинами парней, однако опять не получил ни царапины. Такое вот цыганское счастье… Парадокс: погиб бы под развалинами «консерватории» – орденок посмертно и торжественные похороны, остался жив – черный трибунал.
И никого не волнует, что десантные вертолеты не посылают без прикрытия к объектам с действующей, не подавленной системой ПВО. И то, что десантура с легким стрелковым даже теоретически не может остановить «самураи», а мы остановили, – не волнует. Главная задача не выполнена – трибунал.
Короче говоря, оправдываться я не стал. Коротко, в нескольких словах, признал свою вину. Даже не стал припоминать былые заслуги и просить о возможности искупить и смыть кровью… В обычном трибунале такое иногда помогает. Но только не в черном… Известно об этом судилище очень мало. Можно сказать, толком ничего не известно… Но один вывод из этой неизвестности сделать нетрудно: оправдательные приговоры здесь не звучат, и вообще никакие не звучат, кроме смертных. В противном случае информация так или иначе просочилась бы…
Судьи казались слегка удивленными моей покладистостью, а у меня вдруг зачесалось левое ухо, все сильнее и сильнее. Я бы плюнул на торжественность момента и почесал, терять все равно нечего, но не мог – мои запястья притягивали к подлокотникам кресла браслеты из кевлайкры, выдерживающие, навскидку, пару тонн на разрыв… А проклятое ухо чесалось все сильнее и сильнее. К чему бы? Может быть, именно туда, к уху, приставляют дуло «дыродела», когда приводят приговор в исполнение? Как именно здесь ставят точку, я не знал…