– Это достаточно общеизвестные факты, – заметила Дениза.
– Да. Но это лишь преамбула… «Вечная жизнь» осуществила некий прорыв, если это можно так назвать… Они первыми заморозили живого человека.
– Добровольца, надеюсь? – поинтересовался Айзерманн.
– Да, конечно же… Некий весьма богатый скотопромышленник из Техаса, с неоперабельной стадией рака, рассудил логично: появления лекарства от рака или иных способов лечения можно ожидать с достаточно большой вероятностью, а вот научатся ли в будущем воскрешать трупы – большой вопрос.
– И его заморозили живым… – полуутвердительно предположил Айзерманн.
– Именно так. В документах «Вечной жизни» фигурировало более благопристойное название: процедура длительного криосна. Но фактически они превратили в сосульку живого человека.
– Шансы на успешное размораживание имелись? – спросила Дениза.
– Ни единого… Равно как это было и у остальных клиентов «Вечной жизни». В те годы не существовало методов витрификации, то есть замены воды, содержащейся в организме, на глицериноподобные незамерзающие жидкости. И клеточные мембраны необратимо разрушались кристалликами льда. Судебный процесс инициировали наследники мультимиллионера-скотопромышленника. Дело в том, что детей он не имел, а с дальней родней не слишком ладил, – и обставил дело так, что с юридической точки зрения он оставался жив и находился на лечении. А его скотоводческой империей управлял наблюдающий совет, – в ожидании, когда владелец излечится. Родственники, естественно, при таком раскладе наследства бы не дождались… И они обратились в суд, требуя признать миллионера умершим и обвинив «Вечную жизнь» в преднамеренном убийстве. Череда судебных процессов – с апелляциями и встречными исками – растянулась на несколько лет, и…
– Давайте оставим юридические перипетии в стороне, – сказал Айзерманн. – Меня интересует главное: чем вся история закончилась для «Вечной жизни»?
– Поначалу шумиха в газетах и на телевидении сделала фирме отличную рекламу. Замораживать людей – любых, хоть живых, хоть мертвых – до окончания судебных слушаний им запретили, но «Вечная жизнь» сделала весьма удачный ход: за относительно скромную сумму начала замораживать сперму и яйцеклетки, в том числе оплодотворенные… Дескать, дорогие сограждане, не ваши отдаленные потомки, а родные дети будут жить в дивном новом мире и летать на уик-энд к Сириусу. И от желающих не было отбою, филиалы и приемные пункты «ВЖ» действовали не только по всем Штатам, но даже за границей.
– Молодцы, – одобрительно кивнул Айзерманн. – И в самом деле, удачно придумано. И чем все закончилось?
– Для «Вечной жизни» все в конце концов обернулось плохо: Верховный суд признал-таки их виновными в преднамеренном убийстве. Дело, напомню, происходило задолго до принятия законов об эвтаназии… Владельцы фирмы скрылись, не дожидаясь окончания процесса. Несколько мелких сошек получили небольшие тюремные сроки за пособничество… Но вот что любопытно: в рекламных проспектах фирмы утверждалось, что замороженные тела и половые клетки хранятся в старой соляной шахте в Юте, защищенные толстым слоем свинца, и перенесут там без помех хоть ядерную войну, хоть конец света. Однако когда «ВЖ» ликвидировали по решению суда, все собранные ими материалы в старой соляной шахте не нашлись. Исчезли без следа и никогда больше на свет не появлялись…
– Есть какие-то версии? – быстро спросила Дениза. – Куда могла исчезнуть коллекция замороженных трупов?
– В желтой прессе тех времен версий хватало… – пожал плечами Морис. – Выбирайте по вкусу: хранилище обчистили инопланетяне, агенты КГБ, агенты «Моссад»…
– «Моссад»? Что это? – встрепенулся Айзерманн.
– Израильская разведка, – пояснила Дениза.
– Э-э?
– До Нефтяных войн существовало такое государство на Ближнем Востоке, – пояснил Морис и взглянул на Денизу.
Она улыбнулась ему – легко, едва заметно, самыми кончиками губ… Мы понимаем друг друга, говорила эта улыбка. А может, говорила и что-то большее.
– Если хорошенько отжать эти версии, что мы увидим в сухом остатке? – спросил Айзерманн.
«Ты нашел сам клад или всего лишь след, ведущий к нему?» – подумал Морис. А вслух произнес:
– Трудно судить сто с лишним лет спустя… По-моему, достаточно грамотное расследование провели в те времена журналисты «Ньюсуика», – но докопались лишь до того, что все экспонаты ютского хранилища покинули пределы США. Надо полагать, хозяева «Вечной жизни» предвидели результат судебных слушаний. И загодя продали кому-то все депозиты… Кому-то очень дальновидному.
Последнюю фразу Морис произнес неспроста. По сути, она стала небольшой провокацией, призванной заставить слушателей задать один вопрос… Но вопрос не прозвучал. И Айзерманн, и Дениза проигнорировали подачу Мориса. Ну что же, недаром говорится, что отсутствие ответа – тоже ответ. То же самое можно сказать и про отсутствие ожидаемого вопроса…
Айзерманн спросил совсем другое:
– Вы упомянули о других фирмах, замораживавших мертвецов. Половыми клетками они тоже занимались?
– Мне не удалось отыскать каких-либо упоминаний о таком направлении их деятельности. Работы по замораживанию геноматериалов велись в лабораториях различных исследовательских центров, но по масштабам и охвату доноров на два-три порядка уступали трудам «Вечной жизни». Так называемые «банки спермы» и «банки стволовых клеток», получившие развитие на рубеже тысячелетий – проекты краткосрочные, рассчитанные на годы, в лучшем случае на десятилетия… Например, клиенты, работавшие на атомных объектах или каким-то иным образом попадавшие в группу генетического риска, депонировали там свои сперматозоиды с целью иметь в будущем здоровое потомство. Единственный сравнимый по размаху долгосрочный проект, ориентированный на далекое будущее, – «Всемирный генетический банк», учрежденный в 2028 году. Весьма запоздавший проект, на мой взгляд. Образно выражаясь, ребята из ВГБ отправились покупать огнетушитель, когда дом вовсю пылал… К тому же их хранилище было уничтожено во время первой техасской прямым попаданием субъядерного заряда – совсем рядом, в тех же самых штольнях возле Эль-Пасо, конфедераты разместили свой командный центр.
– При какой температуре замораживают половые клетки? – спросил президент.
– Точную цифру навскидку не припомню… – признался Морис слегка смущенно. – Примерно двести градусов по Цельсию. Минус двести, естественно…
Президент обменялся с Денизой быстрыми взглядами, после чего она спросила:
– То есть если хранить материалы при минусовой температуре, но не столь низкой, сперматозоиды и яйцеклетки погибают?
– Ну… В любом случае заморозку и размораживание переносят семьдесят-восемьдесят процентов материалов… При повышении температуры хранения доля живых клеток уменьшается. Особого значения это не имеет, современные методики позволяют использовать для успешного оплодотворения семенную жидкость, в которой уцелело менее одного процента сперматозоидов.