Надо было двигаться в сторону гаража, дорога свободна, но… Но я не двинулся. Скинул фартук (свою роль он сыграл и теперь только помешает, сковывая движения), скомкал и запихал под пульт. И отправился назад, откуда пришел. К комнате, где томился ожидающий трибунала узник. Не считайте это благотворительностью – вдвоем выбраться отсюда гораздо легче. Даже втроем, если считать «абакан»…
Дверь оказалась незапертой. Едва ли вследствие разгильдяйства и нарушения инструкций – к чему запирать скованного пленника, за которым к тому же надзирает вооруженный охранник?
Шаг, удар – и охранник, только начавший поворачиваться на звук открывшейся двери, потерял способность кого-либо охранять… Еще мгновение – и перестал быть вооруженным.
Пленник вертел своей упакованной в мешок головой – наверняка услышал, что происходит нечто непредвиденное, но что именно, понять не мог.
– Имя, звание? – спросил я самым казенным голосом, на какой был способен.
– Лейтенант Эмир Сабитов, – прозвучало из мешка.
– Часть?
– Третий вертолетный.
– Значит так, лейтенант Эмир Сабитов, – заговорил я с более человеческими интонациями. – Ты в черном трибунале, и для всех подсудимых тут заготовлен единственный приговор: «дыродел» с одним патроном. Или сам застрелишься, или удушат газом. Я решил свалить. Если хочешь, присоединяйся. Не хочешь – оставайся и репетируй оправдательную речь. Но оправданий здесь не слушают.
– Мешок сними, – попросил лейтенант.
Возиться с завязками было некогда, и я вспорол ткань лезвием трофейного ножичка.
Я ожидал увидеть в свете тусклой лампочки лицо кавказского или азиатского типа, но ошибся, – личность в мешке скрывалась вполне славянского облика, белобрысая и веснушчатая. И вроде даже мельком знакомая.
Первым делом личность поднялась на ноги и проморгалась. Я знал по собственному опыту, что ткань мешка дышать не мешает, но свет совершенно не пропускает, и тусклое здешнее освещение наверняка ослепило Сабитова.
– Решай, – торопил я.
Лейтенант посмотрел на меня, на охранника под ногами, снова на меня…
– Мангуст?
– Он самый.
– Сука!
– Хм… Сука – это значит, что ты решил остаться?
– Сука – значит, собака женского пола! – прокричал лейтенант, причем шепотом; трудно кричать шепотом, но он сумел. – Из-за тебя и твоих сраных трофеев я сюда загремел!
Любопытно… Но выяснять подробности времени нет.
– Остаешься или уходишь? – спросил я в последний раз.
Откажется от побега – шандарахну на прощание «дыроделом» по затылку, чтоб соблюдал субординацию и не именовал старших по званию собаками женского пола.
– Ухожу… Сними наручники.
Наручники были из пластика – из того, что в огне не плавится и с трудом поддается ножовке. Но шуметь и разбивать оковы выстрелами из «абакана» не пришлось: я засунул в щель наручников ферромагнитную пластинку, найденную у вертухая. Ничего не произошло, я перевернул пластинку, засунул другой стороной… Раздался еле слышный щелчок, и руки Сабитова оказались на свободе.
Имелось небольшое сомнение: а не попытается ли вертолетчик первым делом вцепиться мне в глотку? Мало ли… Вдруг решит, что трибунал сделает поблажку за предотвращение побега.
Но нет, термином «сука» вся агрессия лейтенанта в мой адрес и началась, и исчерпалась.
– Куда теперь? – спросил он деловито.
– В гараж. Покатаемся с ветерком…
Пару минут спустя мы стояли перед металлической дверью гаража. Замок ее украшал магнитный, кодовый. Электромагнит такого замка выдерживает нагрузку в полторы тонны, и воры-домушники обходятся с подобными дверями очень просто – отжимают домкратом, упертым в противоположную стену. Домкрат поблизости имелся, и наверняка даже не один, но с другой стороны двери.
– Код знаешь? – спросил Сабитов.
Я молча покачал головой. Он хотел спросить что-то еще, но не спросил. В здании врубили сигнал общей тревоги.
Командир запалил такой большой костер явно не для тепла – здешние сумерки оказались достаточно теплыми, хоть и не жаркими: градусов двадцать, по ощущениям Альки. Самая комфортная температура… И не для приготовления ужина пылали багровые стебли – пищи, которую можно приготовить на огне, у них не было. Никакой иной, впрочем, не было тоже.
Но костер пылал и пылал. Несколько раз Командир отходил в сторону, возвращаясь с громадными охапками стеблей, затем подкидывал их по нескольку штук в огонь. Горели странные растения ярко и долго…
Люди сидели вокруг костра. Не спали. Хотя за «выдру» Алька бы не поручился – свой шлем боец как ни разу не снимал за весь путь, так не снял и теперь. Может, и дремал, за зеркальным щитком не разглядеть.
Сам Алька уснуть не смог. Хотя недавно был уверен: стоит лишь прилечь, вытянуться – и тут же отключится, провалится в бездонную черную яму… Прилечь-то он прилег, да отключиться не получилось, поворочался и снова сел.
Что-то не давало спать, и вовсе не жесткий камень под боками.
Тревожно… Неотчетливое, неявное предчувствие чего-то страшного росло и крепло. Все было не так, место здесь неправильное, не для людей. И со вторгшимися чужаками может тут произойти все, что угодно…
Чего именно он опасается, Алька не смог бы ответить. Не враждебно настроенных людей, по крайней мере. При том, как «выдра» и Командир обращаются с оружием, их самих надо опасаться всем, кто ненароком попадется на пути.
Но чувство тревоги усиливалось. Опасность прямо-таки висела в воздухе… Примерно так перед сильной грозой – когда еще не сверкнуло и не грохнуло – ощущается напитавшее воздух электричество.
Остальные, похоже, ощущали то же самое. Жались к костру и друг к другу, тревожно вглядывались в сумрак. Молчали. Никто не произносил ни слова. Никто не задавал вопросов, не удивлялся странному месту. Словно мест таких полным-полно в окружающей Печору лесотундре.
Угодили они сюда очень просто: отшагали целый день, а под вечер путь привел к лощине, заполненной клубящимся туманом. Командир уверенно направил группу именно туда, в серую муть, не позволявшую уже в пяти шагах что-либо разглядеть. На вид лощина была шириной в сотню метров, никак не больше, и виднелись за ней все те же опостылевшие елочки да поросшие мхом кочки.
Но шагать в тумане пришлось не сто метров, и не двести, значительно больше, и потихоньку туман рассеялся, сменился странными сумерками, а вместо привычной северной растительности вокруг тропы поднялись багровые стебли…
А откуда здесь, кстати, тропа? Алька вдруг озадачился этим вопросом, вглядываясь в пляшущие языки пламени. Люди тут не живут, совершенно точно, не выжить людям в таком месте – где нет ни солнца, ни нормального неба, а безотчетная тревога пожирает душу…