Филипп мертв. Мертв. Могу ли я произнести это вслух? Я решила попробовать.
– Филипп мертв, – сказала я своему отражению.
Я смяла бумажное полотенце и засунула его в мусорный бак. Мало. Я завопила “А-а-а!”, я стала лягать бак, пока он не покатился по полу, рассыпая содержимое.
В дверях появился Роберт:
– У вас тут все в порядке?
– А разве на то похоже? – заорала я в ответ.
Он остановился в дверях:
– Я могу чем-нибудь помочь?
– Ты даже не смог не дать им забрать Филиппа!
Он вздрогнул, как от пощечины.
– Я сделал все, что мог.
– Ну, и что ты смог? – завопила я как сумасшедшая. Я упала на колени, и зачесть перехватила мне горло и полилась слезами из глаз. – Пошел вон!
Он колебался:
– Вы уверены, что вам ничего…
– Вон отсюда!
Он закрыл за собой дверь. А я сидела на полу, качалась, плакала и кричала. Когда в сердце у меня стало так же пусто, как в желудке, меня охватила тупая свинцовая усталость.
Николаос убила Филиппа и укусила меня, чтобы показать, как она сильна. Можно ручаться, что она думала, будто напутала меня до смерти. И в этом она была права. Но я свои часы бодрствования всю жизнь проводила, уничтожая то, чего боюсь. Тысячелетний вампир – трудная задача, но девушке в этой жизни необходимо иметь цель.
В клубе было темно и тихо. И никого, кроме меня. Наверное, уже наступил рассвет. Такое ждущее безмолвие, которое наступает в зданиях, когда люди расходятся по домам. Как будто, когда мы уходим, дома начинают жить своей жизнью, если только мы оставляем их с миром. Я потрясла головой и постаралась сосредоточиться. Что-нибудь почувствовать. Мне хотелось только одного – добраться до дому и заснуть. И молиться, чтобы не видеть снов.
На двери был приклеен листок:
“Ваше оружие за баром. Мастер привезла и его. Роберт”.
Я засунула на место оба пистолета и ножи. Того, которым я ткнула Винтера и Обри, не было. Винтер умер? Может быть. Обри мертв? Надеюсь. Обычно, чтобы выжить после удара в сердце, нужно быть мастером вампиров, но с ходячим трупом со стажем пятьсот лет я еще этого удара не пробовала. Если они вынули нож, он мог оказаться достаточно силен, чтобы выжить. Надо позвонить Кэтрин. Да, но что ей сказать? Уезжай из города, за тобой охотится вампир. Вряд ли она поверит. Блин.
Я вышла в неяркий белый свет утра. Улица была пуста, ее омывал легкий летний ветерок. Жара еще не поднялась. Было почти прохладно. Где моя машина? Шаги я услышала на секунду раньше слов:
– Не двигайся. Ты у меня на мушке.
Я без приглашения заложила руки за голову.
– Доброе утро, Эдуард.
– Доброе утро, Анита, – ответил он. – Пожалуйста, стой совершенно неподвижно.
Он подошел ко мне, приставив пистолет к позвоночнику. Быстро обшарил меня с головы до ног. Эдуард всегда исключает случайности, именно поэтому он еще жив. Отступив на шаг, он сказал:
– Теперь можешь повернуться.
Мой “файрстар” был заткнут за его ремень, браунинг болтался в левой руке. Что он сделал с ножами – не знаю.
Он улыбнулся очаровательной мальчишеской улыбкой, твердо держа пистолет направленным в мою грудь.
– Хватит прятаться, Анита. Где Николаос? – спросил он.
Я сделала глубокий вдох и полный выдох. Подумала было обвинить его в убийствах вампиров, но момент не казался подходящим. Может быть, потом, когда он не будет держать меня на мушке.
– Можно мне опустить руки? – спросила я.
Он слегка кивнул.
Я медленно опустила руки.
– Хочу внести ясность. Эдуард Я дам тебе информацию, но не потому, что тебя боюсь. Я хочу ее смерти. И хочу в этом участвовать.
Он улыбнулся еще шире, сверкнув глазами от радости.
– Что случилось этой ночью?
Я посмотрела вниз на тротуар, потом подняла взгляд. Глядя в упор в его голубые глаза, я сказала:
– Она убила Филиппа.
Он очень внимательно смотрел в мое лицо.
– Говори дальше.
– Она укусила меня. Думаю, она хочет сделать из меня личного слугу.
Он спрятал пистолет в кобуру и подошел ко мне. Повернув мою голову в сторону, он рассмотрел рану.
– Тебе надо вычистить укус. Это будет чертовски больно.
– Знаю. Ты мне поможешь?
– Конечно. – Улыбка его чуть погасла. – Вот я пришел, чтобы причинить тебе боль в обмен на информацию. А теперь ты сама просишь налить тебе кислоту в рану.
– Святую воду.
– Ощущение одинаковое, – возразил он.
К сожалению, он был прав.
Я сидела, прижавшись спиной к холодной эмали ванны. Спереди и сбоку ко мне прилипла мокрая блузка. Эдуард стоял возле меня на коленях, держа в руке полупустую бутылку святой воды. Это была уже третья. А стошнило меня только один раз. Похвально.
Мы начали с того, что я села на край водостока. Но долго не высидела. Я дергалась, вопила и хныкала. Я называла Эдуарда сукиным сыном. Он на меня за это зла не держал.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он с абсолютно бесстрастным лицом.
Я полыхнула на него сердитым взглядом:
– Как будто мне в горло впихнули раскаленный нож.
– Я в том смысле, что не хочешь ли ты прерваться и отдохнуть?
Я набрала побольше воздуху.
– Нет. Я хочу ее очистить, Эдуард. Полностью.
Он покачал головой, почти улыбаясь.
– Ты же знаешь, обычно эта процедура занимает несколько дней.
– Да, – ответила я.
– Но ты хочешь сделать все за один марафонский сеанс?
Глаза его смотрели ровно, будто вопрос был гораздо более важен, чем казался.
Я отвернулась от его испытующего взгляда. Как раз сейчас я не хотела, чтобы на меня смотрели.
– У меня нет этих дней. Мне нужно очистить эту рану до заката.
– Потому что Николаос придет к тебе снова, – сказал он.
– Да.
– И если не очистить первую рану, у нее будет над тобой власть.
Я снова сделала глубокий вдох, хотя и прерывистый.
– Да.
– Даже если мы очистим рану, она все равно сможет тебя призвать. Если она так сильна, как ты говоришь.