Сердце стучало о ребра быстро-быстро, словно для него ночной кошмар продолжался. Паша облизал пересохшие губы. Ну и ну… Интересно, первое пробуждение тоже приснилось? Он прошел на кухню - на столе лежала раскрытая аптечка, рядом упаковка аспирина, двух таблеток не хватало. Шикунов облегченно вздохнул. Значит, он действительно просыпался. Действительно принял лекарство. А потом уснул, сам того не заметив. Не было никаких плесков, никаких скрипов. И никакого кошмарного шепота…
Но одно ясно - ночь на понедельник лучше провести не здесь. Иначе легко и просто можно спятить.
– Паша! Шикунов! - позвал его знакомый голос, но чей - Паша не понял.
Шикунов остановился. Внутри, внизу живота, лопнула емкость с чем-то жидким и холодным - и это жидкое медленно растекалось по всему телу. Примерно так Паша себя почувствовал, когда мать в седьмом классе застала его за мастурбацией. Хотя, казалось бы, в чем сейчас криминал? Идет себе человек с большой сумкой в сторону станции, собрался съездить за город в свой законный выходной…
Он заторможено обернулся.
Тамара. Тамара Владимирова - бывшая одноклассница, его и…
И Лющенко.
– Привет, - бесцветным голосом произнес Паша.
Как некстати… Раньше он любил поговорить с Тамарой - она, женщина на редкость общительная, служила связующим звеном между выпускниками их класса, поддерживая связь даже с уехавшими из района и вообще из города. Даже с редкими стервами, вроде Ксюши Лющенко. И знала всё обо всех.
Тамара подошла. Спросила:
– Ну как твое ничего? - Стандартный для неё вопрос.
– Да все так как-то… - Стандартный обтекаемый ответ Паши.
– Я слышала, ты на денежную работу пристроился? И… с Ларисой вроде разошелся? Или сплетни?
– От кого слышала? - спросил Шикунов с нехорошим предчувствием.
– От нашей отмороженной Лющенки, от кого еще… Вы ведь с ней вроде подружились?
Последнее слово Тамара выделила голосом.
Паша прикусил губу. Растрепала-таки проклятая сучка… Теперь очень многое зависит от того, что он скажет Тамаре. Отрицать всё глупо, подтверждать еще глупее. Ситуация…
– Насчет работы не соврала, - сказал Паша, искренне надеясь, что его бодрый тон звучит не слишком наигранно. И стал рассказывать - достаточно подробно - чем занимается и какие замечательные имеет перспективы.
(Ему действительно посчастливилось встать у истоков зарождающегося дела: пошива подушек и одеял из принципиально новых материалов - холофайбера и файбертека - сменивших синтепон, зарекомендовавший себя не с лучшей стороны. Спрос был бешеный, далеко опережающий растущее производство. Конечно, через год-два с новым материалом будут работать все, кому ни лень, - но до тех пор фирма имела отличные шансы застолбить солидный сектор рынка. А Паша имел не менее отличные шансы сделать карьеру в фирме. Имел, пока вечером пятницы к нему не пришла Лющенко…)
Тамара слушала внимательно - она никуда не торопилась, выгуливала свою собаку довольно редкой у нас азиатской породы «тазы». Владимирова вообще умела замечательно слушать… Но свернуть с темы не дала. Едва в Пашиной лекции о замечательных свойствах холофайбера наступила пауза, участливо спросила:
– С Ларисой-то вы в самом деле разбежались?
– По-моему, Лющенко выдала тебе желаемое за действительное, - осторожно сказал Шикунов, ощущая себя сапером на минном поле. - Поругались - ушла к маме, дело житейское, помиримся. А наша отмороженная тут же набежала, как гиена на падаль.
В голове билась мысль: насколько глубоко стерва осветила их отношения? Растрепала все до конца? Или ограничилась - как любила делать - лишь многозначительными намеками?
– Замуж девке невтерпеж, - кивнула Тамара, сама состоявшая в законном браке восемь лет - и удачно. - Переспела ягодка. Скоро гнить начнет…
Скорее всего, последняя фраза была сказана без какого-то двойного смысла. Но внутри у Паши все болезненно сжалось. А что, если Лющенко повстречалась с Тамарой, когда шла к нему? В последний раз шла? И разболтала, к кому идет? И, допустим, договорилась созвониться на следующий день? Что, если Томка догадалась, а этот двусмысленный вопрос - пробный шар?
– Что с тобой, Паша? Нездоров? Бледный какой-то и квелый…
– Да, похоже, простудился… - не стал врать Шикунов. - Аспирину наелся, вроде полегчало - надо ехать, дела.
Он достал носовой платок, вытер со лба испарину. Демонстративно посмотрел на часы.
– Ладно, не буду задерживать, - поняла намек Тамара. - Удачи тебе. Пусть всё у тебя получится…
Что-то странное почудилось Паше в её тоне. Что-то весьма двусмысленное…
– И тебе того же, - выдавил он. - Извини, спешу на электричку. Увидимся.
– Обязательно, - прощально кивнула Тамара. Лихим мальчишеским свистом подозвала своего «тазика», прицепила поводок к ошейнику. И крикнула уже в спину удаляющемуся Паше:
– Увидишь Лющенко - передавай привет!
Шикунов споткнулся, с трудом устояв на ногах.
Нечто страшное, бесформенное, человекоподобное, прикрытое лишь нижним бельем, стремительно вылезло из кустов на освещенный тротуар.
А. Щеголев «Зверь-баба»
Через двадцать минут он сидел в вагоне электрички, катившей в сторону Царского Села. Над ухом выкрикивали свои заученные наизусть рекламные монологи разносчики всевозможных полезных и нужных товаров. За окном свежей июньской зеленью мелькали поля и деревья. Тягостное чувство, возникшее после встречи с Тамарой, помаленьку отпускало. Конечно же, она ничего не знала и ни о чем не догадывалась, и никакой двусмысленности в её словах не было, все якобы прозвучавшие намеки лишь плод взбудораженного Пашиного воображения…
Он почти успокоился, когда дверь вагона в очередной раз откатилась в сторону - но вместо бродячего продавца в неё протиснулся мужик с баяном, здоровенный и не совсем трезвый.
– Сейчас вам спою, - без обиняков объявил мужик. Тут же растянул меха и заголосил:
Среди украинских просторов,
Среди высоких ковылей,
Филипп Бедросович Киркоров
Скакал на рыжей кобыле…
Он был в голубенькой фуфайке
И в красных плисовых штанах,
Он пел народну песню «Зайка»
Слеза плыла в его глазах…
А в месте том, где эта Зайка
С Максимкой Галкиным ушла,
Мокра была его фуфайка,
Навзрыд рыдала кобыла…