Я стояла на берегу под черной бахромой деревьев. Накатывались и откатывались в темноте волны черного озера. Луна висела в небе, большая, серебряная. Дрожащим узором лежал на воде лунный свет. Из воды поднялся Жан-Клод. Серебряными лучами стекала вода по его волосам и сорочке. Короткие черные волосы завились локонами от воды, сорочка прилипла к телу, обозначив под тканью твердые и четкие соски. Он протянул мне руку.
Я была одета в длинное темное платье. Оно было тяжелым и висело на мне, как гиря. Изнутри что-то распирало юбку, как деформированный обруч. На мои плечи был наброшен тяжелый плащ. Была осень, и луна была полная, как в дни жатвы.
– Иди ко мне, – сказал Жан-Клод.
Я сошла с берега в воду. Она наполнила юбку, пропитала плащ. Я сорвала плащ, и он скрылся под водой. Она была теплая, как вода в ванне, как кровь. Я подняла руку к лунным лучам, и жидкость потекла по ней, и была она густая и темная, и она не была водой.
Я стояла на мелком месте в платье, которое никогда даже себе не представляла, у берега, который я не знала, и глядела на прекрасное чудовище, а он шел ко мне, грациозный и покрытый кровью.
Я проснулась, ловя ртом воздух, вцепившись в простыни, как в спасательный круг.
– Ты же обещал не лезть в мои сны, сукин ты сын! – прошептала я.
На радиочасах возле кровати было два часа дня. Я проспала десять часов. И должна была чувствовать себя лучше, но это было не так. А было так, будто я бежала из кошмара в кошмар без единой минуты передышки. Помнила я только последний сон. Если они все были такие, то остальные я и не хотела вспоминать.
Почему Жан-Клод снова вошел в мои сны? Он дал слово, но, может быть, его слово ничего не стоит? Может быть.
Я разделась перед зеркалом в ванной. Ребра и живот были покрыты густыми, почти лиловыми кровоподтеками. При дыхании грудь стискивало, но ничего не было сломано. Ожог на груди горел, кожа почернела там, где не было волдырей. Ожог болит всю дорогу, и боль от кожи передается до самой кости. Ожог – это единственный вид травмы, который убеждает меня, что нервные окончания есть и глубже кожи. А то как оно могло бы там так зверски болеть?
У меня была встреча с Ронни в клубе здоровья в три. Ронни – это сокращение от Вероники. Она говорила, что так получает куда больше заказов как частный детектив – люди считают, что она мужчина. Горько, но правда. Мы будем работать с тяжестями и бегать. Я очень тщательно надела поверх ожога спортивный черный лифчик. Резинка сдавила синяки, но в остальном все было нормально. Ожог я смазала антисептиком и застелила куском пластыря. Поверх всего остального я натянула красную мужскую футболку с рукавами и открытой шеей. Черные велосипедные штаны, носки для бега с тонкой красной полоской и черные найковские кроссовки с воздушной подушкой завершили костюм.
Футболка открывала бинт, но скрывала синяки. Завсегдатаи клуба здоровья уже привыкли, что я прихожу с синяками или еще как-нибудь похуже. И вопросов больше не задают. Ронни говорит, что я грубо им отвечала. Ну и ладно. Я люблю, когда меня оставляют в покое.
Я надела пальто, взяла спортивную сумку, и тут зазвонил телефон. Я подумала, но все же трубку взяла.
– Говорите!
– Это Дольф.
У меня живот свело судорогой. Еще одно убийство?
– Что случилось, Дольф?
– Установили личность неизвестного, которого ты осматривала.
– Жертвы вампиров?
– Его.
Я выдохнула – оказывается, я задержала дыхание. Убийств пока больше нет, а мы продвигаемся – что может быть лучше?
– Кэлвин Барнабас Руперт, среди друзей – Кэл. Двадцать шесть лет, женат на Дениз Смит Руперт четыре года. Детей нет. Страховой агент. Связей с вампирскими кругами пока не установлено.
– Может быть, мистер Руперт просто оказался не в том месте в неудачный момент.
– Случайное преступление?
– Возможно.
– Если так, то у нас нет картины, нет того, что искать.
– Значит, ты просишь меня проверить, не был ли Кэл Руперт связан с монстрами?
– Да, – ответил он.
Я вздохнула:
– Попробую. Это все? Я опаздываю на встречу.
– Все. Позвони мне, если что выяснишь. – Он говорил очень мрачным голосом.
– Ты мне сообщишь, если обнаружится другое тело?
Он вроде как фыркнул:
– И даже заставлю прийти и обмерить эти проклятые укусы. А что?
– Голос у тебя мрачный.
Смеха в его голосе уже не было.
– Это ты сказала, что будут еще тела. Ты переменила мнение?
Я хотела бы сказать “да”. Но не сказала.
– Если это шайка одичавших вампиров, тела еще будут.
– Ты можешь предположить что-нибудь другое, кроме вампиров? – спросил он.
Я минуту подумала и покачала головой:
– Ни черта.
– Ладно, потом поговорим.
И телефон оглох. Дольф не обременял себя всякими “здравствуй – до свидания”.
Я взяла резервный пистолет, девятимиллиметровый “файрстар”, и сунула в карман жакета. Одевшись на тренировку, кобуру прицепить просто некуда. В “файрстаре” было всего восемь пуль против тринадцати в браунинге, но тот выпирал бы из кармана, и народ стал бы глазеть. К тому же, если ты не сможешь снять плохих ребят восемью пулями, лишние пять тебе вряд ли помогут. Конечно, в сумке в кармане на молнии у меня есть и запасная обойма. В наши времена роста преступности осторожность для девушки излишней не бывает.
Мы с Ронни шли по кругу силовых снарядов в клубе “Вик Танни”. Тут полных два набора, и во вторник в 3.14 дня очереди на них не бывает. Я работала с тренажером отводящих и подводящих мышц бедер. Перемещаешь рычаг сбоку, и машина переводится в другое положение. Кстати, положение для сведения бедер выглядит довольно неприлично, как гинекологическое пыточное устройство. Это одна из причин, по которой я на эти тренажеры надевала шорты. И Ронни тоже.
Я сосредоточилась на сведении бедер настолько плавно, чтобы “блины” не щелкали. Если они щелкают, это значит, что ты не контролируешь упражнение или работаешь со слишком большими весами. Я работала с шестьюдесятью фунтами – это не очень тяжело.
Ронни лежала на животе, работая с тренажером для ног, и поднимала ноги назад, почти касаясь пятками ягодиц. Мышцы икр ходили и перекатывались у нее под кожей. Мы обе не очень громоздкие, но крепкие. Вспомните Линду Гамильтон в “Терминаторе-2”.
Ронни закончила раньше и побежала трусцой вокруг тренажеров, поджидая меня. Я опустила “блины” с легчайшим щелчком. Когда заканчиваешь, можно щелкнуть весами. Уйдя от тренажеров, мы побежали по овальной дорожке. Она была огорожена стеклянной стеной, за которой был голубой бассейн. Там накручивают круги одинокий мужчина в плавательных очках и в шапочке. С другой стороны была комната для поднятия штанг и кабинет аэробики. На концах дорожки были зеркала, и всегда можно было посмотреть на себя, как ты бежишь. В плохие дни я могла без этого обойтись, в хорошие дни это бывало забавно. Способ убедиться, что бежишь ровно и руками работаешь как надо.