– Это не материя.
– А что тогда?
– Ткань тела.
Дольф только уставился на меня. И держал карандаш так, будто он мог сломаться.
– Ты серьезно?
– Ожог третьей степени, – сказала я.
– Отчего такое бывает?
– Можешь дать мне свой карандаш?
Он подал его мне без слова.
Я стала раскапывать на левой стороне ее груди. Она так сильно обгорела, что кожа сплавилась с блузкой. Я раздвинула слои, вдвигая карандаш внутрь. Тело было до ужаса легким и покрыто корочкой, как пригоревшая курица. Когда я погрузила карандаш в ожог до половины, он коснулся чего-то твердого. Поддев кончиком карандаша, я это вытащила. Когда оно было почти на поверхности, я вложила пальцы в дыру и вытащила из обгорелой плоти кусок покореженного металла.
– Что это? – спросил Дольф.
– То, что осталось от ее креста.
– Не может быть. – Дольф затряс головой.
Из черной золы блеснул кусок оплавленного серебра.
– Это ее крест, Дольф. Он вплавился ей в грудь и поджег одежду. Чего я не понимаю, почему вампир сохранил контакт с горящим металлом. Он должен быть обожжен не меньше, чем она, но его здесь нет.
– Объясни это, – сказал он.
– Анималистические вампиры похожи в этом на наркоманов. Они не чувствуют боли. Я думаю, вампир прижал ее к груди, крест его коснулся и запылал, а он не отодвинулся и раздирал ее, пока они оба горели. Любой нормальный вампир для нее опасности не представлял бы.
– Значит, этого кресты остановить не могут, – сказал он.
– Очевидно, нет, – подтвердила я, глядя на кусок металла.
Четверо в форме поглядывали в полутемный коридор несколько нервно. Я тоже. Они не договаривались, что кресты работать не будут. Я тоже. О нечувствительности к боли упоминалось в беглой сноске одной статьи. И никто не додумался до следствия, что в этом случае крест тебя не защитит. Если выживу, придется чиркнуть заметку в “Вампир куотерли”. Крест, вплавленный в тело, – ну и ну!
Дольф встал.
– Всем держаться вместе.
– Кресты не действуют, – сказал один из тех, что в форме. – Надо вернуться и ждать спецсилы!
Дольф на него только мельком глянул:
– Можешь вернуться, если хочешь. – И посмотрел на мертвую женщину. – Дальше только добровольцы. Остальные возвращайтесь и ждите спецов.
Высокий кивнул и тронул за плечо своего напарника. Тот тяжело сглотнул, кинул взгляд на Дольфа, потом на обгорелое скрюченное тело. И позволил своему напарнику повести себя назад по коридору. Назад в безопасность и прочь от безумия. Хорошо бы и нам туда же, но мы не могли дать ускользнуть кому-то вроде этой твари. Даже не имей мы распоряжения на ликвидацию, мы бы лучше ее убили, чем рисковали выпустить наружу.
– А ты с новичком? – спросил Дольф у чернокожего.
– Я от монстров в жизни не бегал. А он вполне может пойти с остальными.
Блондинчик затряс головой, держа пистолет в сведенной от напряжения руке.
– Я остаюсь.
Чернокожий улыбнулся, и эта улыбка сказала больше слов. Этот парень сделал выбор мужчины. Или человека? Как бы там ни было, он остался.
– Еще один поворот, и мы увидим хранилище, – сказала я.
Дольф посмотрел на последний угол. Потом его глаза встретились с моими, и я пожала плечами. Что будет там, за углом, – я не знала. Этот вампир выделывал вещи, которые я назвала бы невозможными. Правила игры поменялись, и не в нашу пользу.
У дальней от угла стены я задержалась. Прижавшись спиной к стене, я медленно скользнула за угол. Передо мной был короткий прямой коридор. Посреди пола лежал револьвер. Оружие второй охранницы? Может быть. В левой стене должна была быть большая стальная дверь с висящими крестами. Только сталь была выплеснута наружу перекрученным серебристым хаосом. Значит, они все же поместили тело в хранилище. Не по моей вине погибли охранники. Им ничего не должно было грозить.
Все было неподвижно. Света в хранилище не было. Только взорванная тьма. Если в этой комнате ждал вампир, мне он был не виден. Конечно, я не подходила слишком близко. Близко – это казалось не очень удачной идеей.
– Чисто, насколько я могу судить.
– Мне не кажется, что ты в этом уверена, – сказал Дольф.
– Я и не уверена, – согласилась я. – Выгляни за угол и посмотри, что осталось от хранилища.
Он не выглянул, он обошел и посмотрел. И вроде как присвистнул. Зебровски же сказал:
– ...твою мать.
– Именно, – кивнула я.
– Он там, внутри? – спросил Дольф.
– Так я думаю.
– Ты наш эксперт. Почему в твоем голосе нет уверенности? – настаивал Дольф.
– Спроси ты меня раньше, может ли вампир пропахать пятифутовую стальную с серебром стену, да еще увешанную крестами, я бы тебе ответила: никогда и ни за что. – Я таращилась в черную дыру. – Но вот сам видишь.
– Это значит, что ты не больше нас понимаешь, что случилось? – спросил Зебровски.
– Ага.
– Значит, мы в дерьме по уши, – сказал он.
К сожалению, он был прав.
Перед нами зияло хранилище. Черная дыра, за которой ждет сумасшедший вампир. Как раз моя любимая работа. А то как же.
– Теперь впереди пойду я, – сказал Дольф.
У него в руках был револьвер второй охранницы. Собственный пистолет он спрятал. У него теперь серебряные пули, и он пойдет первым. Дольф мужик правильный. Он никогда своих людей не пошлет туда, куда не пошел бы сам. Жаль, что Берт не такой. Тот скорее пообещает тебе принести в жертву своего первенца, чем поинтересуется, как тебе работается.
У зияющей дыры в хранилище Дольф замешкался. Темнота была плотной, хоть ножом режь. Абсолютная темнота пещеры. Такая, что можно коснуться пальцем глаза раньше, чем моргнешь.
Он махнул нам пистолетом, чтобы мы шли за ним, а сам пошел во тьму, дальше по коридору. Кровавые следы входили во тьму и выходили обратно. Потом шли по коридору и за угол. Эти углы мне уже надоели.
Мы с Зебровски встали у него по бокам. У меня сводило от напряжения шею и плечи. Сделав глубокий вдох, я медленно выдохнула. Лучше. Видите? У меня даже рука не дрожит.
Дольф не перекатывался по полу, чтобы пройти за угол. Он просто обошел его спиной к стене и держа пистолет двумя руками, готовый к опасности.
– Не стреляйте, я не мертвец, – послышался голос.