Большая ошибка. Спору нет.
Я никогда раньше его не пробовал, но, если честно, мне было любопытно. Не забывайте, что мне пришлось столкнуться с перспективой просидеть всю ночь за просмотром MTV в компании трех тринадцатилетних и одной двенадцатилетней девчонки.
Ну, две из них герычем не баловались – пока что, – а две другие сказали: «Отлично, давайте раскурим маленькую трубочку».
И мы ее раскурили. Я и две школьницы с одним косяком героина. Если честно, у меня при одной мысли об этом мурашки бегут. Но мы это сделали, и двое из нас улетели в страну солидного кайфа, а один пытался выглядеть круто и усосал большую часть косяка, прежде чем понял, что очень сильно облажался.
Конечно, это был я. И когда поднялась волна тошноты и я начал чувствовать, что мои мозги и сердце щас схлопнутся, я понял, что немного перегнул. Вот ведь отстой! Я пришел в себя в больнице. Первое, что я увидел, была вспышка света, которая оказалась фотовспышкой. Меня узнали, и первая статья про меня и наркотики для первой полосы уже была написана. Меня бросили рядом с мусорными баками на парковке в том же районе, и полагаю, мне повезло, что они не засунули меня в мусоропровод. Очевидно, обнаружив у себя на руках умирающую поп-звезду, они в первую очередь были озабочены тем, чтобы как можно быстрее от меня избавиться. Они забрали у меня деньги, но кредитки оставили, что было разумно. Они явно не были настолько обдолбанными, чтобы не понять, что, если на следующее утро меня обнаружат мертвым, пользоваться моими кредитными картами будет плохой идеей.
Возможно, мусорщики спасли мне жизнь. Не знаю, прикончил бы меня тот косяк или нет, но лежать без сознания в мусорке отстойного района в любом случае не самое лучшее место, так что я всегда буду им благодарен. Мои ребята до сих пор посылают одному из них открытку на Рождество.
Питер никогда раньше не был в комнате заседаний Кабинета. На окружающих массивный сияющий стол стульях, за которым так часто фотографируют серьезных министров, сейчас никого не было, за исключением их четверых. Его, министра внутренних дел, канцлера казначейства и премьер-министра.
Вспоминалась фраза, которую Саманта часто мурлыкала, нежась после их занятий любовью… «Лучше ничего и быть не может».
Питер верил, что так оно и есть, хотя в последнее время его восторг несколько померк, ведь Саманта оказалась либо фригидной, зацикленной на своем отце эмоциональной бомбой замедленного действия, либо помешанной на сексе, зацикленной на своем отце эмоциональной бомбой замедленного действия. Но все же это была хорошая фраза, и, глядя на улыбающегося премьер-министра, Питер знал, что, несмотря на угрозу СПИДа и вызывающую беспокойство, навязчивую и эмоционально неустойчивую любовницу, лучше успеха ничего не бывает.
Потом премьер заговорил:
– Питер, я пригласил вас сюда сегодня, потому что хочу, чтобы вы сделали для меня нечто очень трудное. Действительно трудное. Я хочу, чтобы вы отказались от своего законопроекта.
Чашка кофе застыла в руке Питера Педжета. Улыбка спала с его губ с почти слышимым лязгом. Такое разочарование было невыносимо. Неужели его доставили в это возвышенное место просто для того, чтобы насадить его на его же меч?
Премьер улыбнулся.
– Нет, мы не хотим, чтобы вы отказались от своих предложений, Питер. Мы хотим вставить ваш законопроект в следующую речь королевы.
Оказалось, минуту назад Питер ошибался. Бывают вещи и получше.
– Вы… вы хотите сказать – сделать его законом?
– Да. Мы предлагаем самое большое, самое храброе, самое радикальное изменение в нашем законодательстве со времен объявления о государстве всеобщего благосостояния. Если это сработает, наша администрация войдет в историю как одна из самых великих, и это ваша задача, Питер. Вы – наше оружие, вам доверяют, у вас есть взгляд изнутри, опыт и даже боевые раны, чтобы раскачать стоящую за нами страну. Я бы хотел пригласить вас в кабинет, Питер. Я создаю новую должность министра наркополитики и хочу, чтобы вы стали им.
Дочери Питера Педжета с боем вернулись из местного газетного ларька, вылазка в который потребовала полицейского сопровождения до самой садовой дорожки.
– Пап, это сумасшествие, полный отпад. В «Телеграф» о тебе восемь страниц.
– В «Индепендент» их пятнадцать, и двенадцать в «Гардиан». Лидеры обеих партий утверждают, что первые додумались до этого.
– Но это такая ложь. Они выступали за декриминализацию травы или чего там еще, как будто это решает проблему.
– Это сделал ты, пап. Ты сделал это. Ты озарил светом эту мрачную заводь!
Это действительно было так. Объявление о новой должности Питера Педжета и речь, которую он произнес тем же вечером в палате, вызвали истинную сенсацию. Мировую сенсацию. Он был не только на первой полосе каждой британской газеты, газеты по всему миру также уделили ему серьезное внимание. Не каждая передовица на планете поддерживала полную легализацию, но никто не отрицал, что подобные дебаты пришли слишком поздно.
– Они говорят, что ты как Черчилль, папочка.
– Ну, это была чертовски хорошая речь… – Кэти наслаждалась цитатами передовиц. «Жизнь нации»… «защита всех ценностей, ради которых мы живем»… Но вот только мне показалось, что назвать это маем 1940 года в войне против наркотиков было немного через край. Это вроде как навеяло сравнение с Великим человеком.
– Так оно и было, – счастливо ответил Питер. – Я ведь не дурак.
После того как девочки исчезли в своих комнатах, чтобы приступить к ежедневной интернет-переписке с друзьями, Анджела и Питер остались одни, насколько могут быть одни люди, чей сад полон журналистов. Это был редкий случай с того момента, как в их жизнь вихрем ворвалось несчастье, случившееся с Питером.
– Просто невероятно, что ты продвинулся так далеко и так быстро, Питер.
– Ну, полагаю, это все благодаря невероятному происшествию. Абсурд, на самом деле, как будто это имеет значение.
– Дело не только в нем. Люди так и так начали думать по-другому. Это сила доводов. Ты прав. Именно в этом все и дело, и они это видят.
– Ну, надеюсь, что это так Я, правда, не ожидал получить место в кабинете министров.
– Поздравляю, Питер. Ты этого долго ждал.
– Полагаю, тем слаще победа: добиться этого, делая что-то, что действительно имеет значение, а не потому, что заискивал и подхалимничал тут и там.
– Питер. У тебя интрижка с Самантой?
Это было так внезапно, так неожиданно.
– Я…
Он знал Анджелу двадцать лет. Она была слишком тонка, слишком умна, чтобы задавать такой вопрос, не зная наверняка.