– Подписывай, чтоб было быстрее!
Надо было видеть Бурякова в эту минуту! Он впервые присутствовал на политической кухне, и здешние порядки совершенно его потрясли. Поскольку он не предпринял ни малейшей попытки выполнить требуемое, президенту пришлось повторить:
– Ты подписывай! Не видишь, люди ждут!
– А… чьей подписью?
– Да своей! – махнул рукой президент. – Какая разница? Как захотим, так и сделаем. – И озорно засмеялся.
Иван Иванович стал один за другим подмахивать президентские указы. Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее и в конце концов справился даже быстрее президента.
– Готово? – спросил президент. – Вот и молодец. Поздравляю с первым трудовым днем. Давай, наливай, – обратился к моложавому. – Отметим первый рабочий день человека.
Доверительно склонился к Бурякову:
– Тебя ведь зачем на работу взяли? Знаешь?
– Никак нет!
– Ты будешь как бы представителем народа. Уловил? Меня сюда каждое утро будут привозить, Чтобы гримировать, а ты будешь докладывать, как там жизнь. Понимаешь? Чтоб я, так сказать, руку на пульсе держал, чтоб все знал. Где какой непорядок или совсем наоборот, к примеру. Задача ясна?
– Так точно!
– А как там вообще жизнь? – озаботился президент.
– Да нормально… – неуверенно протянул Иван Иванович.
– Не врать! – гаркнул президент, так что Буряков едва не упал со стула. – Я этого не люблю!
Буряков вжал голову в плечи.
– Так как жизнь? Как страна живет? Как мои министры? Хорошо работают?
Иван Иванович подумал и ответил, еще сильнее вжав голову в плечи:
– Воруют.
– Воруют?! – изумился президент и обернулся к вытянувшемуся в струнку начальнику охраны. – А я-то ничего не знал! Почему не доложили?!
– Мы как раз готовили доклад… – пробормотал несчастный начальник охраны, но его никто не слушал.
– Воруют! – грохотал президент. – И хоть бы кто мне слово сказал! Я-то думал… А они… И эти тоже… И не сказали ничего… Один только ты…
Президент потянулся к Бурякову и поцеловал его длинным пьяным поцелуем.
– Спасибо тебе! Глаза мне раскрыл! У-у, я им покажу! – Президент погрозил кулаком своим вороватым министрам. – Значит, так! – Обернулся к начальнику охраны: – Во всем разобраться и виновных посадить! Пять человек – на пятнадцать лет, десять человек – на десять лет и еще пятерых осудить условно.
– А с остальными как же? Министров у нас много, товарищ президент.
– Остальных оштрафовать. В размере трех месячных окладов.
Услышав это, несколько осмелевший от выпитого Буряков только хмыкнул. Это не укрылось от глаз президента.
– Что-то не так? – озаботился он.
– Три месячных оклада! – с чувством сказал Иван Иванович. – Да это им совсем нечувствительно! Они знаете сколько наворовали?
– А и правда, – согласился президент. – Чего это я?
Он опять обернулся к начальнику охраны:
– Влупи-ка им не по три оклада, а по пять. Вот это будет здорово! Вот это справедливо!
Начальник охраны, и до того стоявший по стойке «смирно», встал еще «смирнее».
– Иди! – махнул рукой президент.
После этого он склонился к Бурякову и приобнял его.
– Вот такой человек мне и был нужен! – сказал он с чувством. – Чтоб правду – так прямо в глаза! Не то что эти, – махнул рукой в сторону двери. – Лизоблюды! Ну что за люди? Я им всегда говорю: будьте смелее! Я ведь не страшный, хоть и президент.
При этом он так грохнул кулаком по столу, что стакан с карандашами опрокинулся, а телефон скорбно звякнул. Буряков едва не сполз со стула.
– И вот начальник охраны тоже…
Президент не закончил мысль, махнул рукой: мол, что об этом говорить, ты же и сам все видел.
Тут опять появился начальник охраны. В руке он сжимал трубку сотового телефона.
– Вашингтон на проводе! – доложил он. – Американский президент!
– Ну давай, поговорю! Хэлло! – сказал президент в трубку. – Да, это я. Да, хороший день. Нет, я не заболел, просто у меня тут неприятности. Только что вот мне доложили, что министры мои воруют. Да! Ты представляешь? А я же не знал ничего. Да нет, все точно. Вот он как раз рядом со мной сидит, этот самый человек, который мне доложил обо всем.
Буряков заметно приосанился.
– Да я его привезу в Вашингтон, он тебе сам обо всем и расскажет.
Президент прикрыл трубку рукой, спросил у Ивана Ивановича:
– Ты по-английски говоришь?
Тот отрицательно качнул головой.
– Ладно, возьмем еще одного переводчика.
И опять в трубку:
– Да, а так все нормально. Как твоя жена? Ну и славно. Привет ей от меня передавай. Кстати, а что это твой самолет недавно у нас в районе Мурманска летал? Как это не летал? У меня сведения точные. – Он посмотрел на начальника охраны. Тот стоял навытяжку. – В общем, еще одна такая история, и я десять твоих дипломатов вышлю. И ты моих в ответ? – Он засмеялся. – А у меня дипломатов нет, одни шпионы в посольстве остались. Ладно, позже, при встрече, обсудим. А пока до свидания, передавай от меня привет великому американскому народу!
Президент вернул трубку начальнику охраны, обвел присутствующих веселым взглядом.
– Ну, как я его? Не летал, говорит! Знаю, что не летал, а припугнуть для порядка никогда не мешает.
Буряков смотрел на президента с восторгом и обожанием. Жизнь, о которой он ничего не знал, о которой лишь догадывался, да и то смутно, теперь была рядом, он находился в самой ее гуще, и взлет наверх был столь стремителен, что невозможно было до конца осознать произошедшие вмиг перемены.
Начальник охраны в очередной раз был удален из кабинета. Моложавый налил водки. Выпили.
– У тебя была когда-нибудь мечта? – спросил вдруг президент, с прищуром глядя на Бурякова. – Ну, такая вот, знаешь… Настоящая!
Иван Иванович неопределенно пожал плечами. На самом деле мечта у него была, и мы о ней знали – от его сестры. Он давно, едва ли не со школьной скамьи, хотел работать в пункте приема стеклотары. Он считал это место баснословно денежным и даже дважды пытался осуществить свою мечту, но оба раза неудачно. Там надо было дать взятку, да еще знать кому, а у Бурякова не было ни денег, ни связей. Он затих и более не повторял попыток, но мечта так и осталась жить в нем, превратившись в неосуществимую, но щемяще желанную. Уже и времена изменились, и те, кто зарабатывал деньги на завышении процента боя стекла и отправке неучтенной стеклотары на местный пивзавод, давно уже сменили род деятельности и заработали гораздо больше, чем им удавалось прежде, а для Ивана Ивановича все оставалось как и много лет назад: он по-прежнему считал приемщиков посуды членами могущественной мафии, куда доступ простым смертным закрыт.