Я хотел подсластить пилюлю. В дверь постучали.
– Войдите! – сказал Мартынов.
Это была Светлана. Она поздоровалась с Мартыновым и со мной как ни в чем не бывало, но в ее глазах я увидел молчаливый вопрос.
– Я пойду, пожалуй, – сказал я.
– Ну почему же? Останься, – предложил Мартынов.
Его предложение можно было расценивать как приказ.
– Давненько мы с вами не встречались, – сказал Мартынов Светлане.
– А я и не скучала.
Мартынов засмеялся, оценив ответ. В этом кабинете немногие, наверное, шутили.
– Что ж, значит, наша встреча будет краткой, – сказал он. – Вот только выясним с вами кое-какие подробности. Тот самый вечер – вы понимаете, о чем я говорю…
Светлана кивнула, делаясь строже лицом.
– Вы поссорились со своим мужем. С бывшим мужем.
Светлана снова кивнула.
– И вы оказались в ванной комнате.
– Да. Я уже рассказывала об этом. Тогда разревелась как девчонка, и мне надо было заняться собой.
– В ванную комнату заглянул Евгений. – Мартынов кивнул в мою сторону. – Предложил возвращаться в Москву. Вы вышли из ванной и где кого обнаружили?
– В гостиной.
– Там присутствовали все?
– Не было Сергея. – У Светланы дрогнул голос. – И, кажется, Загорского.
– Загорский был в кухне, – подсказал я.
Но Загорский волновал сейчас Мартынова меньше всего.
– Ладно, это я понял, – сказал он. – Но Демин и Кожемякин были в гостиной?
– Да, – ответила Светлана.
– А вот до гостиной, раньше, вы когда в последний раз видели Кожемякина? Когда все были за столом?
Светлана задумалась, вспоминая. А я даже затаил дыхание. От ее ответа сейчас зависело больше, чем это она себе представляет. Если она не подтвердит слова Кожемякина – тому почти наверняка уже не отвертеться. Только Светлана могла дать ему алиби. Не железное, но в его положении выбирать не приходилось.
– Ну почему же за столом? – задумчиво сказала Светлана. – Он заглядывал ко мне в ванную комнату.
– Когда? – глухим голосом спросил Мартынов.
Я представлял себе его состояние сейчас. Все рушилось, и ничего нельзя было поправить.
– Точно не скажу, – ответила Светлана. – Мы разругались с Сергеем, я зашла в ванную комнату, и почти сразу туда заглянул Кожемякин. Он испугался, застав меня плачущей.
– Почему вы решили, что он испугался? – уточнил Мартынов.
– У него лицо такое было, знаете…
Она замялась, подыскивая определение.
– Не совсем обычное.
Все совпадало. Иным лицо Кожемякина и не могло быть. Его тошнило, и он безуспешно пытался найти укромное место.
Мартынов все больше мрачнел. Для него теперь все начиналось сначала, а время шло, уходило, таяло, а вместе с ним – и надежды на то, что все очень скоро раскроется.
– Что же вы раньше не сказали? – не сдержался он.
– О чем? – округлила глаза Светлана.
– О том, что Кожемякин заглядывал в ванную?
– А это так важно?
Мартынов тяжело вздохнул. Для него сейчас все было важным.
– Мне кажется, дело никогда не будет раскрыто, – сказал я.
Это было жестоко, но Светлана сама попросила меня об откровенности. Мы ехали в нашем фургончике, это был последний осколок прежней жизни. Светлана держалась за руль так крепко, что у нее побелели костяшки пальцев.
– Извини, – сказал я.
– Ничего.
Долго ехали молча.
– Почему? – вдруг спросила Светлана, словно наш разговор и не прерывался.
Спрашивала, почему убийство не раскроют.
– Сергей Николаевич был настоящим королем, – ответил я. – А когда короли умирают, гораздо важнее сам факт смерти, чем ее причина.
– Ты ушел от ответа.
– Я сказал то, что думал. Врагов бывает мало у людей серых. У королей недругов гораздо больше. У Самсонова, как оказалось, были проблемы и с Загорским, и с Кожемякиным, и с Деминым.
– И со мной, – подсказала Светлана, глядя на стелющуюся под колеса дорогу.
Я поморщился, но она этого, кажется, даже не заметила.
– Я только хотел сказать, что подозревать могут любого из присутствовавших на вечеринке в тот вечер. И, кроме того, еще целую кучу людей со стороны. Тех же дружков Кожемякина. Или Алекперова. Или кого-то еще. Мартынов землю роет, но ничего у него не получается – осторожничает. Слишком много внимания привлечено к этому делу. А громкие дела никогда не раскрываются.
– Но кто?! – не выдержала Светлана. – Демин? Я? Ты?
О нас, как я понял, она сказала лишь ради приличия. Вообще-то речь шла о Демине.
– Илья находится в тех же условиях, что и все мы, – сказал я. – Возможно, Мартынов еще на что-нибудь набредет, и Демина тоже привлекут к ответственности. За то же хищение денег, к примеру. Ведь приворовывал, это ясно. Но только и всего. Причастность к убийству доказать не смогут.
– Почему?
– По той же причине, по которой не смогли повесить это дело ни на Загорского, ни на Кожемякина, ни на Алекперова. Фактов нет.
– А убийство есть!
– Есть, – безропотно согласился я. – Но слишком уж много претендентов на роль убийцы. Следствие запуталось, выбирая одного из многих. – Я невесело усмехнулся. – Ведь ничего нет. Даже орудие убийства не найдено.
– Не знают, что это было?
– Знают, но очень приблизительно. Некий предмет цилиндрической формы, на одном конце которого есть конусообразный выступ.
– Что это может быть?
– Не знаю. Не будь этого выступа, я сказал бы, что эта штука очень похожа на молоток. Но молоток с такой острой штуковиной – я никогда ничего подобного не видел. Мартынов мне сказал, что они перерыли весь дом и ближайшие окрестности, но ничего не нашли.
– Значит, этой вещи там нет?
Я скептически взглянул на Светлану:
– Ты ведь знаешь этот дом! Там можно спрятать что угодно, и потом ищи не ищи – толку никакого. У любого из нас было пять или десять минут времени на все про все – это фантастически много. За это время можно было спрятать что угодно.
– Или спрятаться самому, – задумчиво сказала Светлана. – Интересно, почему убийца не убежал?
– Потому что, оставшись с нами, он обрекал следствие на нелегкий выбор одного виновного из пяти присутствующих. А поддавшись чувству паники, он бы сразу себя выдал. Потому он и остался с нами. Надо отдать ему должное – у него очень крепкие нервы. Не каждый решился бы на такой ход.