– Не надо так говорить об Антоне, – попросила Ольга.
– К черту! Я все последнее время думаю только о тебе. Все время пытаюсь представить, чем ты в данную минуту занимаешься, о чем думаешь. И я не хочу, чтобы это продолжалось слишком долго.
– Что продолжалось?
– Мое неведение о том, где ты и что с тобой.
Я еще и боялся за нее. С тех самых пор, как понял, что ее не оставят в покое. Тот же Борис. Иногда мне представлялось, что вот как раз в эту самую минуту, когда я занят своими делами, кто-то бесцеремонный и грубый насильно усаживает Ольгу в авто и увозит туда, где ее не ждет ничего хорошего, и после этого все валилось у меня из рук.
Я привлек Ольгу к себе и поцеловал ее, а она не пыталась отстраниться. Мне казалось, что, когда я ее обнимаю, ни ей, ни мне ничего не угрожает. Шатер спокойствия укрыл нас, впервые за последнее время. Я очень быстро оставил ее без юбки и не собирался останавливаться, но тут Ольга прошептала умоляюще:
– Не здесь!
И я отнес ее в комнату, на диван. Высоцкий подмигнул мне ободряюще. Я бы ему ответил, если бы не был так занят.
* * *
Когда я вышел от Ольги, во дворе дома обнаружился отморозок. Он помахал мне рукой как старому знакомому. Я с удовольствием бы ему накостылял, но его теперь не догонишь, наверное. Я погрозил ему кулаком. Он предварительно сплюнул сквозь зубы и отвернулся, но так, чтобы все-таки меня видеть.
Я выехал со двора. По привычке посмотрел в зеркало заднего вида. Никого. Убрал все же Борис свой «Фольксваген». Вот еще отморозок ему доложит, что видел меня с Ольгой, и Борис окончательно уверует в то, что я взялся за ней присматривать.
Поворот, второй поворот. Бежевая «Лада» упрямо повторяла мой путь. Кажется, и утром я видел эту машину. Я еще дважды повернул. «Лада» не отставала. Плохо же я знал Бориса. Слежку он, судя по всему, не снял. Только поменял машину. Бежевая «Лада» проводила меня до самого дома. Остановилась метрах в ста, когда я вышел из машины. И утром, наверное, они на том же самом месте будут стоять. Я не пошел в подъезд, а направился к своим преследователям. Не успел пройти и десятка шагов, как они занервничали, газанули и уехали.
Вечером того же дня мне позвонил Борис.
– Жалуются на тебя, – без приветствий начал он. – Рукоприкладством занимаешься.
– Мальчишку от Ольги убери!
– Он ей худого не сделает. Гарантирую.
Я понял, что только ради этого он и звонит. Хочет меня успокоить и еще хочет, чтобы я ни во что не вмешивался.
– Общее дело делаем, – сказал Борис.
Подразумевалось, что вместе шпионим за Ольгой. Я готов был его в этом не разубеждать, только бы не лез к Ольге со своими проблемами.
– И еще эта машина, – вспомнил я.
– Какая машина?
Удивление было наигранным.
– Бежевая «восьмерка». Ты за мной слежку пустил?
– Нет, что ты!
Издевался, подлец, жиртрест, как его назвал мальчишка.
– Убери, иначе не оберешься проблем, – упорствовал я.
– Это не мои, – сообщил Борис. – А если кто-то тебя тревожит – в милицию заявление напиши.
Знал, что никаких заявлений я писать не буду.
Утром бежевая «Лада» оказалась перед моим подъездом. В машине сидели двое. Когда я вышел из дома, «Лада» выехала со двора, но я знал, что далеко уехать они не могли, и не ошибался. Уже на первом же светофоре они пристроились мне в след. Подставить им зад своей машины и после столкновения устроить скандал? На следующем светофоре я ударил по тормозам, но реакция у водителя «Лады» была отменная. Остановился, совсем немного не дотянув до моего бампера. А потом и вовсе пропустил вперед себя другую машину. Подстраховался.
Днем я подвозил Демина до одной фирмы, и знакомая «восьмерка» преследовала нас не отставая.
– Липкие какие! – сказал я в сердцах. – Не отцепятся!
– Кто?
Я рассказал ему про наших назойливых спутников. Демин обернулся и посмотрел.
– Двое, – оценил он вражьи силы. – Может, накостыляем?
– Без причины?
– Они же следят!
– Вот выходим мы из машины и даем каждому из них в ухо. Подъезжает милиция – как да что…
– Но следят же!
– Недоказуемо. Скажут – просто мимо ехали.
– А мы скажем…
– А кто поверит? Так что телесные повреждения у тех типов – вот они, имеют место быть. Их можно зафиксировать. А у нас одни только подозрения. Накостылять-то мы им накостыляем, сомнений нет, но у Бориса тогда будет для нас хороший крючок.
– Я бы не потерпел, – гнул свое Демин.
– И я не потерплю. Только обдумать все надо. По-умненькому.
* * *
– Он был тебе другом? – спросила у меня Ольга.
Антон знал, что она на работе, а на работе Ольга взяла отгул и сейчас лежала в моей постели, натянув до подбородка тонкое покрывало.
– Кто? – спросил я.
– Жихарев.
Я привлек ее к себе и поцеловал.
– Хотя бы сейчас ты можешь не думать о неприятном?
Она посмотрела на меня смешливым взором.
– О неприятном я могу не думать, только когда…
Засмеялась и спряталась под покрывало с головой. Я лишил ее этой призрачной защиты и сгреб в охапку. Короткая борьба закончилась очень быстро. Я победил.
– Это насилие, – сказала Ольга. – Я протестую.
– Протест отклоняется.
Я уже был с нею, я был в ней, я ощущал ее каждой клеточкой своего организма, но до того, как это безумие повторится снова, я еще спросил у нее:
– Ваше последнее слово?
– Да, – жарко шепнула она.
В мужчине от рождения заложено чувство ритма. Ему надо только разрешить. Это не я придумал. Это Жванецкий.
Я сделал все, что мог. Я старался, честное слово. Но через минуту после того, как все закончилось, Ольга спросила снова:
– Он был тебе другом?
Это она спрашивала о Жихареве.
– Милая, дай мне передышку, – попросил я, – десять минут. И ты снова забудешь о неприятном.
– Я не забуду. Никогда.
Я сел в кровати. Ольга лежала передо мной. Серьезный взгляд. Рот едва приоткрыт, видны ослепительно белые зубки. Я склонился и поцеловал ее.
– Он дурак, – сказал я. – Потому что никакие богатства не стоят столько, сколько стоишь ты. Он фантастически продешевил, променяв тебя на золото. Что касается нашей с ним дружбы…
Мне оставалось лишь вздохнуть.
– Никогда бы не подумал, что все именно так повернется. Жихарев казался мне очень порядочным человеком. И я даже готов был назвать его своим другом.