Леонард Филдз, продюсер студии «Рипаблик», лучшей из второразрядных, купил нашу историю «Мистер окружной прокурор в деле Картера», заплатив нам за разработку и сценарий щедрое вознаграждение – шестьсот долларов.
Картина имела успех, и Леонард Филдз позвонил мне:
– Мы хотели бы заключить с вами контракт.
– Согласны!
– Пятьсот в неделю.
– На каждого?
– На обоих.
Мы с Беном проработали в «Рипаблик» целый год, пока не истек срок контракта. На Рождество Леонард Филдз послал за нами.
– Парни, вы классно работаете! Мы собираемся продлить контракт еще на год.
– Прекрасные новости, Леонард! Но дело в том, что теперь мы хотим получать шесть сотен в неделю.
Филдз кивнул:
– Я вам перезвоню.
Больше мы о нем ничего не слышали.
Я поговорил с Реем Кроссетом и спросил, почему он не может добыть нам работу на крупной студии.
– Боюсь, ваш послужной список не слишком впечатляет. У вас было бы куда больше шансов, если бы вы не писали все эти сценарии.
Поэтому мы с Беном продолжали писать и продавать второсортные картины. Не такой уж плохой заработок.
На День благодарения я поехал домой повидаться с родителями и Ричардом. Отто потребовал пригласить всех соседей, чтобы и они смогли встретиться с его сыном, который держит под контролем Голливуд.
До чего же хорошо вновь оказаться дома! Ричард так вырос! Окончил начальную школу и собирался переходить в среднюю. Единственное, что омрачало мою радость, – нескончаемые ссоры Отто и Натали. На этот раз между молотом и наковальней оказался Ричард.
Я поговорил с родителями, но у них накопилось слишком много обид, чтобы помнить о младшем сыне. Они просто были очень разными людьми и не подходили друг другу.
Я решил, что Ричарду пора перебираться в Голливуд. Теперь моего заработка хватит и на меня, и на брата.
– Не хочешь поехать со мной? – спросил я Ричарда. – Пойдешь в школу там.
– Это… это правда? – спросил он, заикаясь.
– Еще бы!
Немного опомнившись, брат завопил так, что у меня едва не лопнули барабанные перепонки.
Через неделю он перебрался в пансион Грейси, и я представил его остальным жильцам. Я еще никогда не видел его таким счастливым. Только сейчас я понял, как скучал по брату.
Через три месяца после нашего отъезда Отто и Натали развелись. Я не знал, радоваться или грустить, но все же решил, что так будет лучше для всех.
Рано утром мне позвонили:
– Сидни?
– Я.
– Привет, приятель, это я, Боб Рассел.
Я не только не был приятелем человека с таким именем и фамилией, но вообще никогда не слышал о нем.
Может, он коммивояжер?
– Простите, – начал я, – но у меня нет времени…
– А ведь когда-то ты собирался писать песни вместе с Максом Ричем.
Я даже растерялся. Кто мог знать…
И тут до меня дошло:
– Сидни Розенталь!
– Боб Рассел, – поправил он. – Я еду в Голливуд повидаться с тобой.
– Здорово!
Через неделю Боб занял последнюю свободную комнату в пансионе Грейси. Я был рад приезду старого друга. Он был по-прежнему исполнен энтузиазма и кипел идеями.
– Все еще пишешь песни? – поинтересовался я.
– Естественно. Да и тебе не следовало сдаваться, – упрекнул он.
Боб, как человек общительный, мгновенно обзавелся друзьями. Иногда он приводил их в пансион, да и они приглашали его к себе.
Как-то вечером, собираясь на званый ужин, я встал под душ, но когда потянулся за мылом, позвоночная грыжа вновь дала о себе знать, и я, корчась, свалился на пол. Следующие три дня пришлось провести в постели, и я решил, что, нравится мне или нет, с этим придется жить до конца дней.
Однажды мне позвонила Натали:
– У меня для тебя новость, дорогой. Я выхожу замуж.
Я был искренне рад за мать и надеялся, что новый муж оценит ее по достоинству.
– Кто он? Я его знаю?
– Мартин Либ. У него фабрика игрушек. И он настоящий зайчик.
– Звучит прекрасно! Когда ты нас познакомишь?
– Мы обязательно приедем к вам.
Я рассказал Ричарду о звонке матери, и он обрадовался не меньше меня.
На следующей неделе позвонил Отто:
– Сидни, я только хотел сказать, что женюсь.
– Вот как? – удивился я. – Кто она?
– Энн Кертис. Очень милая женщина.
– Что ж, я счастлив за тебя, Отто. И надеюсь, этот брак будет удачен.
– Я в этом уверен.
А вот я не разделял его уверенности.
С Бобом Расселом словно вернулись прежние времена.
Он привез свою последнюю песню.
– Это сенсация, – уверял он. – Что ты о ней думаешь?
Я сыграл песню на пианино и искренне согласился с приятелем. И тут у меня возникла идея:
– Послушай, я знаю одну певицу. Она выступает в субботу в клубе. Уверен, твоя песня ей пригодится. Не возражаешь, если я покажу ей ноты?
– Да ради Бога!
На следующий день я отправился в клуб, где репетировала певица, и показал ей песню.
– Мне нравится! – решила она. – Я дам вам пятьдесят долларов.
– Беру!
Когда я отдал деньги Бобу, тот радостно улыбнулся:
– Спасибо! Теперь я профессионал!
В Голливуде каждый день бушевали штормы местного масштаба, но в Европе назревала настоящая буря, начавшаяся в 1939 году, когда Германия и Советский Союз заняли Польшу. Британия, Франция и Австралия объявили войну Германии. В 1940-м Италия стала союзницей Германии, и теперь в Европе шла война. Америка придерживалась нейтралитета, но это продолжалось недолго.
Седьмого декабря 1941 года японцы напали на Пёрл-Харбор, и на следующий день президент Франклин Делано Рузвельт объявил войну Японии. Через час после этого события Луис Б. Мейер, глава «Метро-Голдвин-Мейер», назначенный на этот пост президентом компании Николасом Шленком, созвал совещание главных продюсеров и режиссеров. Когда все собрались, он торжественно объявил:
– Мы все слышали, что произошло вчера в Пёрл-Харбор. Ну так вот, мы не собираемся это терпеть! Мы будем сражаться! – И, оглядев собравшихся, добавил: – Я знаю, что могу рассчитывать на вас. И уверен, все вы вместе со мной поддержите нашего великого президента Николаса Шленка!