– А если где-нибудь им сделают заманчивое предложение?

– Чтобы избавить наших воспитанников от искушения, – Аллейн засмеялся, – мы предлагаем им в шестнадцать лет подписать контракт, по которому они будут обязаны трудиться у нас до тех пор, пока не погасят затраты на их обучение и прочее.

– Они должны погасить затраты? – удивился Макс. – С каких это пор затраты на благотворительность требуют погашения?

– А я разве говорил, что это благотворительность?

На следующем этаже находились такие же классы с образцовыми учениками.

– Задолженность погашается обычно за шесть-семь лет, – добавил Аллейн. – У девушек этот срок больше, примерно восемь-девять лет. Конечно, тот, кто может выплатить сразу всю сумму, совершенно свободен.

– Но откуда им взять такие деньги? – В голосе Макса прозвучало сдерживаемое раздражение. – Ведь таких, как вы, мистер Карвер, немного.

– Макс, я не виноват, что родился богатым, как и они не виноваты, что родились в нищете, – ответил Аллейн. Его тонкие губы сложились в смущенную улыбку. – Мне понятны ваши опасения, но поверьте, никто не считает это кабалой. Наши выпускники счастливы. И мы не остаемся внакладе. Девяносто девять процентов вложенного возвращается. Возьмем, например, здешних преподавателей. Вот это Элоиза Кроляк. – Он показал на миниатюрную светлокожую женщину в свободном темно-зеленом платье, близком по покрою к монашескому. – Одна из наших выпускниц. Теперь директор школы.

– Кроляк? Полячка? – Макс внимательно разглядывал директрису. Черные волосы, убранные сзади в строгий пучок, небольшой рот с неправильным прикусом. Она была немного похожа на маленького грызуна.

– Элоизу привезли из поселения близ города Жереми. Там много светлокожих с голубыми глазами, как у Элоизы. В этих местах стоял польский полк, который дезертировал из наполеоновской армии и примкнул в сторонникам Туссен-Лувертюра. В благодарность за то, что они помогли Туссену одолеть французов, он подарил им Жереми. Солдаты все переженились и произвели красивое потомство.

«С некоторыми исключениями», – подумал Макс, разглядывая директрису школы.

Они поднялись на следующий этаж, где располагались столовая и помещения для персонала. Комната отдыха преподавателей, кабинеты.

– А где спят дети? – спросил Макс.

– В Петионвилле. Каждое утро их привозят и в конце дня забирают. В этом здании учатся дети до двенадцати лет. Для старших – дальше по дороге, недалеко отсюда.

– Ваши слуги тоже закончили эту школу?

– Да. Не всем же предназначено летать, Макс. Некоторые вынуждены ходить.

– Как же вы их разделяете? На тех, которые ходят и летают?

– А разве для вас новость, что есть дети, способные к учебе, тянущиеся к знаниям, а есть инертные, тупые, им невозможно ничего вдолбить в голову? Мы каждому находим занятие по способностям. Каждому даем возможность заработать себе на кусок хлеба. И не только. Работа у нас позволяет им построить или купить дом, достойную одежду, хорошо питаться. Вы видели бедняков на улицах? Так вот, наши выпускники не такие. Конечно, лучше было бы обеспечить всех, но мы, к сожалению, не настолько богаты.

– И у вас никогда не случались ошибки? Эйнштейн не был поставлен чистить туалеты?

– Нет, – произнес Аллейн с вызовом. – Способных детей мы выявляем в раннем возрасте.

Макс кивнул.

– Средняя продолжительность жизни на Гаити, – продолжил Аллейн, – примерно сорок восемь лет. А наши люди живут гораздо дольше. Доживают до старости. Видят своих детей взрослыми. Как все нормальные люди. Когда наши сотрудники появляются в деревнях, многие жители бросают своих детей, будто они сироты, чтобы забрали их. Это для них большое счастье. Присмотритесь внимательнее к здешней обстановке, Макс, и вы увидите, что иначе мы организовать это дело не можем.

34

На следующий день в четыре часа утра они выехали в Содо. За рулем сидела Шанталь. Водопад находился всего в сорока милях на север от Порт-о-Пренса, но тридцать из них надо было преодолеть по ужасной дороге. В хороший день поездка туда и обратно занимала в среднем десять часов. В плохой – в два раза дольше.

Шанталь приготовила плетеную корзину с едой.

Пищу здесь надо есть только свою. Конечно, по дороге им встретятся несколько кафе, и у водопада есть небольшой туристический поселок Вильбонейр, но в тамошних заведениях могут подсунуть домашних грызунов под видом свинины, курятины или говядины.

– Зачем, собственно, мы направляемся в Содо? – спросила Шанталь.

– Во-первых, хочу поговорить с этим Лебаллеком. Фостин знал, кто похитил Чарли. Он мог рассказать это ему. Во-вторых, в городок Кларнет ездили мои предшественники. Надо выяснить, что их туда потащило, что они там увидели или услышали. Вероятно, натолкнулись на что-либо.

– Вы не думаете, что организаторы похищения уже давно приняли меры, чтобы там не осталось никаких свидетельств?

– Да, – кивнул Макс. – Но ничего нельзя знать заранее. Вдруг они что-нибудь недоглядели? Всегда есть шанс.

– Небольшой.

– Главное, что есть. Я, например, всегда надеюсь, что мой противник окажется тупее меня. Иногда везет. – Макс усмехнулся.

– Вы еще не упомянули ссылку на водопад Филиуса Дюфура.

– Эту чушь насчет того, чтобы «идти к источнику мифа»? Последнее, что я собираюсь делать, – это следовать советам предсказателя. Мне нужны факты, а не фантазии. Свяжешься с оккультизмом, – и все, на расследовании можно поставить крест.

– Вы ошибаетесь, – промолвила Шанталь.

– А почему он мне ничего не сказал, если что-то знает о похищении Чарли? Неужели ему не жаль ребенка?

– Может, ему не позволено говорить.

– Кем не позволено? Духами, с которыми он общается? Шанталь, Дюфур знает столько же, сколько я. То есть ничего.

Примерно час они ехали в полной темноте. Оставили позади Петионвилл, пересекли равнину. Дорога пока была на удивление ровной. Но вот машина завернула за первый холм, и началась тряска. Шанталь сбавила скорость и включила радио. Радиостанция американских войск передавала «Я хотел бы уметь летать» Роберта Келли. Шанталь крутанула ручку настройки, и зазвучала песня «Америка умирает медленно» в исполнении Клана Ву-Тан. Она продолжала крутить ручку. Заговорило гаитянское радио, потом трансляция церковной службы, потом станции Доминиканской Республики, угостившие смесью сальсы, болтовни и спортивного репортажа. Еще одна церковная служба, все на испанском.

Ей надоело, и она вытащила из сумочки кассету. Нажала кнопку «воспроизведение».

– Это Хипповый Мики.

Запись была сделана с концерта. Голос у Хиппового Мики напоминал звук, который издает терка для сыра, когда ее чистят наждачной бумагой. Пения вообще не было, лишь крики, рев, вопли, смех. И все на высоких нотах в неистовом ритме, который не ослабевал и не смягчался. Шанталь увлеклась песней, пританцовывала, постукивала ладонями по рулю и ногой по педали, двигала головой, торсом и бедрами. Улыбаясь, повторяла шепотом припев, складывая ладонь в форме пистолета и пуляя в воздух. Ее глаза блестели.