– Будьте внимательнее, – проговорил из-за спины Сулеми.
– Я видел это уже не одну сотню раз, – буркнул Хомутов.
– Видеть – этого мало. Вам необходимо усвоить жесты президента, улыбку, все те мелочи, которые присущи только товарищу Фархаду.
– Думаю, в этом нет ничего сложного. Отдать честь, рукой помахать – это я смогу.
– Что ж, попробуем.
Сулеми выключил видеомагнитофон, подошел к зеркалу.
– Попрошу вас пройти сюда, – сказал он. – Итак, вы – президент Фархад и находитесь на трибуне. Перед вами проходят колонны войск, их следует приветствовать. Попробуйте.
Хомутов поднял руку, согнутую в локте, и слегка покачал ладонью, как это обычно делал Фархад. Сулеми за его спиной вздохнул.
– Что-нибудь не так? – встревожился Хомутов.
– Конечно. Вы машете так, будто среди шагающих перед трибуной людей заметили своего старого знакомого. Попробуйте еще раз.
Хомутов снова сделал то же движение. Сулеми включил видеомагнитофон, перемотал ленту.
– Вот, смотрите, – сказал он, указывая на экран. – У президента ладонь прямая, кончики пальцев находятся на уровне глаз, внутренняя сторона кисти обращена к зрителям. Видите? От вас требуется одно – повторить этот жест. Итак, еще раз.
Хомутов помахал.
– Что это у вас за выражение лица? – возмутился Сулеми. – Вы хотите схватить кого-то за горло?
– Ничего подобного! – огрызнулся Хомутов.
– Почему же оно у вас такое ожесточенное?
Хомутов втянул воздух сквозь зубы.
– Попробуем еще раз, – мягко сказал Сулеми.
Хомутов вновь поприветствовал свое отражение в зеркале.
– Неплохо! – одобрил Сулеми. – Вот сейчас – очень даже недурно. Немного больше твердости в лице, пожалуйста.
– Вы же говорите, что ожесточенное выражение…
– А вот этого не надо. Нужна твердость. Понимаете? Несокрушимая твердость мраморной скалы.
– Понимаю. Вот так, да?
Хомутов слегка оттопырил нижнюю губу, желваки на скулах вспухли. Сулеми, глядя в зеркало, засмеялся, довольный.
– У вас неплохо получается, видит Аллах.
Он опустился в кресло, с наслаждением вытянул ноги и предложил:
– Присаживайтесь. Если разрешите, я буду называть вас по имени.
– Конечно.
– Спасибо. Вам необходимо понять, Павел, хотите вы этого или нет, что вам придется научиться делать все то, чего требует ваша роль. Внутренне вы можете оставаться тем же, каким были прежде, но внешне… Знакомо ли вам это: актер выходит на сцену – и его больше не существует, он живет жизнью своего героя, и зрители в зале верят, что пред ними именно тот человек, чью роль артист играет.
Хомутов кивнул. Сравнение с актером даже немного польстило ему.
– Мельчайшие детали внешности и поведения товарища Фархада должны стать вашими. Сходство требуется стопроцентное, никто не должен даже заподозрить подмену. Об этом знают только сам товарищ Фархад и я.
– И полковник Гареев, – напомнил Хомутов.
– Да, и полковник Гареев.
– Кроме того, еще и врач.
– Какой врач? – насторожился Сулеми.
– Косметолог, который делал операцию.
– Ах, да… – спохватился Сулеми. – Но это и все. Даже ближайшие сотрудники товарища Фархада ни о чем не догадываются.
– Ну, их-то можно было поставить в известность, – пожал плечами Хомутов.
– Ни в коем случае!
– Почему?
– Нет! – отрезал Сулеми. – Для всех вы – президент Фархад!
– Хорошо, – покорно согласился Хомутов.
Сулеми поднялся, прошелся по комнате.
– Продолжим? – предложил он. – Я хотел бы теперь заняться вашей походкой.
Хомутов привстал с кресла. Сулеми, прищурившись, окинул его взглядом, потом отступил на шаг, снова посмотрел и наконец сказал с плохо скрытой досадой:
– Но почему я раньше об этом не подумал!?
– О чем?
– Вы заметно выше президента. Разница в росте бросается в глаза.
– И намного?
– Сантиметров на пять.
– Ну, это не беда, – сказал Хомутов с облегчением. – Понадобятся туфли на высоком каблуке.
– То есть? – не понял Сулеми.
– Пусть президент начнет носить туфли на высоком каблуке, – подсказал Хомутов. – Тогда и проблема исчезнет.
Сулеми рассмеялся.
– Вы парень с головой, Павел, – он говорил вполне искренне. – Хорошо, продолжим. Пройдитесь по комнате, пожалуйста.
Хомутов бросил быстрый взгляд на экран телевизора. Там в это время президент шествовал навстречу очередному гостю. Хомутов направился в дальний угол комнаты, стараясь ступать твердо и в то же время вальяжно. Упершись в угол, обернулся к Сулеми.
– Еще раз, – попросил тот.
Снова два десятка шагов.
– Не так, не так, – Сулеми покачал головой. – Тверже ставьте ногу, Павел. И еще – голова. Голову надо нести гордо.
– Походку так запросто не переделаешь, – пожал плечами Хомутов.
– Но мы должны. Все, абсолютно все должно быть идентичным.
Хомутов вышагивал по комнате еще битый час, пока не взмолился:
– Не пора ли передохнуть? Я уже с ног валюсь.
– Хорошо, – кивнул Сулеми. – Отдыхайте.
Он отвернулся и принялся разглядывать узор на ковре.
– Кстати, хочу спросить, – проговорил Хомутов. – Могу ли я выходить время от времени? Я хотел бы иногда бывать в городе.
– Это исключено, – бесстрастно откликнулся Сулеми, не поворачивая головы.
– Что исключено? Выход в город?
– Да.
– Но не могу же я сидеть в четырех стенах изо дня в день! – раздражился Хомутов.
Сулеми обернулся и пристально взглянул на него.
– Вам придется с этим смириться, Павел. Эти комнаты вы сможете покидать только в тех случаях, когда вам придется играть роль президента Фархада. Так решено, и не нам с вами корректировать эти решения.
– Кем это решено? – спросил Хомутов с вызовом.
– Оставьте это, Павел. Вы будете жить здесь, в этих апартаментах. Во всем дворце один я имею право входить сюда. Никто иной не должен вас видеть, но если это и произойдет – вас примут за президента Фархада, только и всего. Кабинет президента находится в противоположном крыле дворца, поэтому одновременно вас не сможет увидеть никто и никогда. Для людей, которые работают в президентском крыле, доступ на эту половину закрыт. И наоборот.