– …Дальше все, как и в прошлый раз, – сносим гранатой заднюю стену лавки и испаряемся раньше, чем они сообразят, откуда стреляли.

– Ему досталось тогда, – сказала Амира.

– Кому?

– Хозяину лавки. Я заметила, он хромает.

– Жаль, – произнес Абдул бесстрастно. – Но предатель-то жив, и мы должны его уничтожить. Все остальное – несущественно…

Амира почти не слышала этих слов, потому что поймала себя на мысли, что их осталось только двое, и некому, кроме них, сделать эту грязную работу. Одни в целом мире, кто способен добраться до Фархада.

72

Отныне Хомутов почти ничего не вычеркивал из списков, подготовленных для него Хусеми. Он пытался вникнуть во все с дотошностью студента-первокурсника, свято верящего в силу разума и возможность постичь тайны всего сущего. Он втягивался в новую жизнь постепенно, стараясь не принимать поспешных решений, но и не уходя от них, и единственное, что его тревожило, – никто не мог подсказать ему, как действовать, он двигался наощупь, исподволь присматриваясь к обступившей его жизни.

Министров он принимал поодиночке, выслушивал со вниманием, но почти никогда не отдавал распоряжений сразу. Ему требовалось время для размышлений.

В один из дней Хусеми, войдя в президентский кабинет, возвестил:

– Министры собрались и ждут, товарищ президент.

– В чем дело? – встревожился Хомутов.

Хусеми прочитал в его взгляде растерянность, потому что поспешно пояснил:

– На сегодня намечено совещание кабинета.

Очевидно, совещание стояло одним из пунктов составленного накануне расписания, но Хомутов, просматривая его вчера вечером, каким-то образом не доглядел. Теперь поздно что-либо исправлять.

– Хорошо, – проговорил Хомутов, покусывая губу. – Давай их по одному.

– Но это невозможно, – возразил Хусеми. – Совещание намечено в Большом зале.

Нельзя было понять, удивлен он тем, что президент не помнит таких элементарных вещей. Досадуя на себя, Хомутов вышел из кабинета, Хусеми зашагал следом, чуть приотстав, как обычно. У дверей зала здоровенный черноусый охранник отступил, и Хомутов замер на пороге, едва удержавшись, чтобы не развернуться и не уйти. За огромным столом лимонного дерева сидело множество людей. При его появлении они встали одновременно и воззрились на Хомутова, отчего ему стало крайне неуютно. И тем не менее отступить он не мог – позади стоял Хусеми, преграждая дорогу, и Хомутов, с трудом справившись с собой, двинулся на ватных ногах к столу, с трудом различая единственное остававшееся свободным место, предназначенное для него. Он заспешил, потому что ему необходимо было сесть. Рухнув на стул с высокой спинкой, он наконец решился поднять глаза. Присутствующие по-прежнему стояли. Хомутов склонил голову и произнес глухо:

– Садитесь!

Все разом задвигались, стало шумно, и в этом шуме Хомутов почувствовал некий проблеск надежды. Внимание присутствующих было отвлечено от него.

Зал этот он узнал. Он был здесь уже дважды: принимая послов сразу после гибели Фархада, и раньше, когда его привел сюда покойный Сулеми, собственно, не в зал, а на балкон, к двери с зеркальными стеклами. Тогда все обстояло в точности, как сейчас, – шло заседание кабинета… Хомутов поднял голову: вот они, и балкон, и сама дверь.

Хусеми, вставший за его спиной, бесшумным движением положил перед Хомутовым папку, в ней оказались готовые тексты. Хомутов пробежал глазами первые строки, поднял глаза, и сейчас же натолкнулся на взгляд Бахира. Полковник сидел поодаль, глядя на него все с той же тревогой и неприязнью. Хомутов почувствовал вдруг спазм в горле, дыхание перехватило. Присутствующие наблюдали за ним молча, выжидая, когда же президент заговорит о том, ради чего их собрали здесь.

– Для начала послушаем министра обороны, – начал Хомутов, нащупывая безопасный путь. – Доложите обстановку в районе Мергеши.

Бахир, не ожидавший такого оборота, поднялся с места и заговорил, глотая слова и путаясь в названиях и номерах частей, из чего Хомутов сделал вывод, что избрал верную тактику, не дав возможности Бахиру наблюдать за собой. От этого пришло облегчение. Пока министр докладывал, Хомутов пробежал текст, подготовленный Хусеми. Информации там было немного: краткая характеристика положения в стране, сверх того – задачи министерств на ближайшие недели. Хомутов скользнул пальцем по листу сверху вниз, нашел абзац, где шла речь о ведомстве Бахира: «Министерству обороны подготовить предложения по активизации боевых действий на севере страны с тем, чтобы в срок, не превышающий двух месяцев, подавить очаги сопротивления повстанческих группировок». Прочитав это, он откинулся на спинку стула с удовлетворением, теперь он был готов к стычке с Бахиром. Когда тот закончил и члены коллегии обратили взгляды к президенту, Хомутов выдержал приличествующую паузу, после чего произнес, словно пребывая в раздумье:

– Работа проделана значительная… – он умолк. – Но этого недостаточно.

Он поднял глаза, наблюдая, как мгновенно оцепенел Бахир.

– Поэтому предлагаю считать первостепенной задачей активизацию боевых действий на севере страны с тем, чтобы не позднее чем через два месяца подавить сопротивление противников режима, – Хомутов почти буквально следовал тексту, подготовленному для него.

Хусеми, стоя за спиной, пробегал взглядом по строчкам одновременно с Хомутовым и, когда тот закончил, вскинул голову. Теперь все присутствующие смотрели на военного министра. Бахир выпрямился, и тогда Хомутов холодно проговорил:

– Вы свободны.

Бахир растерялся на мгновение, руки его рванулись к вороту мундира, и Хомутов понял, что допустил оплошность. Наверняка прежде было принято, чтобы до окончания заседания все присутствующие оставались в зале. Но было поздно – Бахир поднялся и неторопливо направился к выходу. Хомутов придвинул к себе текст доклада и принялся монотонно излагать основные положения, пока не ощутил за спиной какое-то движение. Он оглянулся – в руке Хусеми был листок телетайпограммы. Склонившись к уху Хомутова, он прошептал:

– Срочное известие, товарищ президент: в Москве скончался Генеральный секретарь Коммунистической партии.

Хомутов замер на мгновение, и этого времени ему хватило на то, чтобы наметить линию поведения. Он скорбно склонил голову и с торжественной печалью проговорил:

– Худая новость, товарищи. Ушел из жизни большой друг нашей страны… – он произнес имя с такой интонацией, что членам кабинета стало ясно, что заседание придется прервать. Хомутов к этому и вел, чувствуя, что устал и не справляется. Он хотел было добавить, что все могут вернуться к текущим делам, как вдруг один из сановников, сидевший правее, прежде чем Хомутов успел понять что-либо, начал зачитывать текст по бумажке. Хомутов попытался вникнуть, но только когда в заключение прозвучало: «Наградить орденом Революции», понял, что награждают не кого-нибудь, а его, причем по случаю дня рождения. У Фархада сегодня праздник, оказывается, – усмехнулся Хомутов и поинтересовался, чтобы скрыть охватившую его растерянность: