Салех остановился, крикнул в приоткрытую дверцу:

– Пропусти, земляк! Спешу!

Он был в камуфляжной форме и надеялся, что его признают за своего. Солдат, который приказал ему остановиться, повернулся к грузовику, махнул рукой – освободи, мол, дорогу, но в это время второй солдат, открыв противоположную от Салеха дверцу, увидел автомат на коленях сидящего за рулем человека и отпрянул, вскинув оружие. Его товарищи, стоявшие поодаль, почувствовав неладное, метнулись за блоки. Салех отпустил педаль сцепления, и джип, ревя, дал задний ход. Почти сразу ударили выстрелы, и стекло перед лицом капитана пошло звездчатыми трещинами. Он еще надеялся уйти, но одна из пуль ударила его в грудь, и он выпустил руль. Джип вильнул и, скатившись в кювет, тяжело завалился набок.

Солдаты, рассыпавшись цепью, долго не решались приблизиться к опрокинувшейся машине. Они поливали ее из автоматов до тех пор, пока не загорелся бензин. Когда полыхнул огонь, дверца отворилась и из джипа вывалился Салех – он все еще был жив, но истекал кровью. Его скрутили, поначалу даже не перевязав, и только когда офицер прикрикнул на солдат, те наложили повязку. Салех был без сознания, пока его везли в город, но имя его уже было установлено, и о происшествии сообщили в штаб. Информация неспешно двигалась от одной инстанции к другой, пока к вечеру не поступила в приемную министра обороны.

Бахир, узнав о случившемся, подоплеку событий понял тотчас, даже не вникнув в подробности. Какая глупость, но кто же мог предположить, что именно так получится! Салех боялся его, Бахир об этом знал, но что вбил себе в голову этот умалишенный – одному Аллаху известно. Чтобы избежать неожиданностей, министр поспешил отправиться вертолетом в городок, где сейчас находился Салех, которого уже привели в сознание. Капитан был весьма плох и, судя по всему, не должен был протянуть долго. Бахир отослал всех из палаты, даже своего адъютанта, уселся на приготовленный для него стул рядом с постелью раненого и спросил:

– Ты слышишь меня, Салех?

Капитан прикрыл глаза, давая понять, что слышит, но говорить не может. Последние силы покидали его.

– Как это могло случиться? – спросил Бахир.

Раненый молчал, и министр решил, что придется вести беседу иначе – задавать вопросы так, чтобы Салех отвечал одним лишь движением ресниц – да или нет.

– У тебя непорядок в отряде?

Никакого ответа.

– Значит, ты уехал по другой причине?

– Да.

– В чем причина?

Молчание. Ресницы неподвижны.

– Это связано с моим приказом явиться в Хедар?

Пауза. Затем – да.

– Ты боялся?

– Да.

– Меня боялся? – Бахир угрожающе усмехнулся.

– Да.

– Ты глупец, – сказал Бахир. – Ты был нужен мне, и теперь я не знаю, кто сделает за тебя твою работу.

Министр потянулся к раненому, вырвал из-под его головы подушку, швырнул на лицо, прижал. Он ожидал встретить сопротивление, но Салех был слишком слаб, – неловко зашевелился, словно пытаясь повернуться набок, и сейчас же затих.

Бахир выждал немного, приподнял подушку и увидел неподвижное синюшное лицо командира секретного отряда. Тогда он позвал врача и сказал буднично, глядя куда-то в сторону:

– К сожалению, он умер.

Пожал плечами, словно досадуя на неудачу, и вышел из палаты. Уже в машине сказал адъютанту, сокрушенно качая головой:

– Скверно Салех выглядел. Я, признаться, и не узнал его поначалу.

Адъютант согласился.

– Может, это и в самом деле не он? – министр явно шутил.

– Установить несложно – в личном деле отпечатки его пальцев. Сравнить – проще простого.

Бахир обдумывал эти слова долгую минуту, и на исходе этой минуты к нему, наконец, пришло озарение.

– Отпечатки… – пробормотал он. – Ну конечно же, как я не подумал, – отпечатки пальцев!..

88

Амира оказалась в ловушке. Хомутов распорядился не выпускать ее из президентских покоев ни под каким предлогом, и охрана это распоряжение выполняла неукоснительно. Девушка не позволяла больше предателю приблизиться к себе и не скрывала своей ненависти, но Хомутов все еще на что-то надеялся. Ему хотелось внушить ей мысль, что бессмысленно упрямиться, если уж один раз они были вместе, почему бы и не продолжить в том же духе – но что-то его удерживало от этих слов, он вздыхал и в одиночестве удалялся в свою спальню.

В первые сутки своего странного заточения Амира отказывалась от пищи, но затем, поразмыслив, изменила свое решение, хотя и никогда не садилась за один стол с президентом – ей накрывали отдельно.

Можно было бы отпустить ее, но Хомутов не мог заставить себя сдаться. Он не знал, что смерть, от которой его стерегла многочисленная, до зубов вооруженная охрана, находилась рядом, до нее можно было дотронуться рукой. Все давно было бы кончено, но Амиру и необходимое ей оружие разделяли два десятка шагов, несколько дверей и все та же президентская охрана, единственное непреодолимое препятствие. Она получила то, что хотела, – приблизилась к предателю так близко, как не могла и мечтать, но именно тогда, когда цель была рядом, не было возможности сделать последний шаг.

В одну из ночей Амира неслышно пробралась в президентскую спальню и долго стояла у изголовья огромной кровати. Предатель, совершенно беспомощный сейчас, спал, ничего не чувствуя и не слыша. Достаточно было протянуть руку, чтобы дотронуться до него – но Амира не могла справиться с этим человеком. За минувшие дни, не надеясь на то, что ей удастся добраться до спрятанного в медицинском блоке пистолета, она обшарила в поисках подходящего оружия комнаты, которые теперь стали ее жилищем, но не нашла ничего – не было даже ножа или ножниц, и это ее чрезвычайно раздосадовало. Однако, стоя над распростертым перед нею, погруженным в глубокий сон человеком, Амира вдруг нашла выход – все оказалось просто, и она вновь почувствовала, что ее ведет более высокая воля, чем ее собственная.

Первым порывом было – осуществить замысел сейчас же, не теряя времени, но трезвый рассудок взял верх над чувствами. Она поняла, что все испортит, если будет торопиться, и ушла к себе.

Проснулась она еще до рассвета, услышав сквозь сон шаги. Кто-то неразличимый в сумраке прошел мимо открытой двери ее комнаты. Амира выглянула – это был Хусеми, стремительно направлявшийся в президентскую спальню. Прежде чем скрыться в ней, он оглянулся, и Амира почувствовала, как он встревожен. Должно быть, случилось непредвиденное, если секретарь решился разбудить президента, не дожидаясь наступления дня. Отступив в свою комнату, Амира вдруг поняла, что вот и наступил тот момент, когда она сможет осуществить задуманное. Сейчас будет не до нее, и она успеет все приготовить к следующей ночи, которая станет последней для предателя.

Подойдя к окну, выходившему во внутренний дворик, она выглянула осторожно. В предрассветных сумерках покачивались верхушки олеандровых кустов, было пустынно и тихо. Она знала, что, в отличие от окон фасада, стекло здесь не бронированное, обычное, разве что чуть потолще. Взяв обитую красной кожей скамеечку для ног, Амира несильно ударила ею в створку окна. Стекло рассыпалось со звоном, прозвучавшим как гром. И почти сразу внизу, среди кустов, метнулась тень и кто-то приглушенно окликнул ее: