— Моя сестра уже заплатила за то, что пошла в церковь, — возразила Роза. — И моя мать заплатила за все! Неужели ты не пойдешь с нами, неужели не подтвердишь, что я та, за кого себя выдаю?
— Да, твоя сестра расплатилась за свой поступок, — произнес старик. — Но вот-вот за него заставят платить невинных людей. Поэтому-то я приехал. Я и сам бы догадался, в чем суть вашего заговора, даже если бы Меир не признался. Не могу понять, почему я до сих пор люблю Меира, хотя он имел глупость влюбиться в твою мать.
Он внезапно развернулся к Розе, стоявшей на коленях, и как будто силился ее рассмотреть.
— У меня нет сыновей, поэтому я люблю его, — продолжал старик. — Когда-то мне казалось, что мои главные сокровища — дочь и внучки.
— Ведь ты поможешь нам? — спросила Роза. — Ради Меира и всех остальных. Ты ведь согласен?
— Они знают, что у Лии есть сестра-близнец, — произнес он холодно. — Слишком многие из евреев знают об этом, чтобы можно было сохранить это в тайне. Ты страшно рискуешь. Лучше бы ты дала нам возможность просто выкупить свободу.
— Но я и не собираюсь отрицать, что мы близнецы, — ответила Роза. — Я буду утверждать, что Роза ждет моего возвращения в Париже. В некотором смысле это правда.
— Ты мне отвратительна, — проговорил старик вполголоса. — Лучше бы мне никогда не видеть тебя младенцем на руках у матери. Нас подвергают гонениям. Мужчины и женщины умирают за веру. А ты отрекаешься от веры просто так, чтобы доставить удовольствие человеку, не имеющему права называть тебя дочерью! Делай что угодно, и покончим с этим. Я хочу покинуть это место и никогда больше не слышать ни тебя, ни твою мать. И я сделаю это, как только удостоверюсь, что евреям Норвича больше не угрожает опасность.
После этих слов Годуин приблизился к старику, склонился над ним и негромко окликнул его по имени. Он застыл перед стулом учителя Эли, дожидаясь позволения заговорить.
— Ты забрал у меня все, — сказал старик тихо и сурово, повернувшись в сторону Годуина. — Чего еще ты от меня хочешь? Твой брат дожидается тебя в замке. Он обедает с господином шерифом и этой фанатичкой леди Маргарет. Разъясняет ей, что евреи ценное королевское имущество. Человек, имеющий такую власть. — Он повернул голову к огню. — Неужели денег недостаточно, чтобы…
— Выходит, недостаточно, — очень мягко ответил Годуин. — Драгоценный рабби, прошу тебя, скажи несколько слов, чтобы придать Розе храбрости. Если бы нам могли помочь деньги, деньги были бы заплачены.
Старик молчал.
— Не вини ее в моих грехах, — просил Годуин. — В юности я был грешен настолько, что причинял вред другим в своем легкомыслии и беззаботности. Мне казалось, жизнь похожа на песни, которые я пел под аккомпанемент лютни. Теперь я знаю, что это не так. И я посвятил свою жизнь Богу, как и ты. Ради Него, ради Меира и Флурии, прошу тебя, прости меня за все, что я сделал.
— Не взывай ко мне, брат Годуин! — с горьким сарказмом произнес старик. — Ты не перед своими пустоголовыми студентами. Я никогда не прощу того, что ты отнял у меня Розу. Теперь, когда Лия мертва, что ждет меня, кроме одиночества и несчастий?
— Вовсе нет, — сказал Годуин. — Конечно же, у Флурии и Меира еще родятся сыновья и дочери Израиля. Они только что поженились. Если Меир простил Флурию, как ты можешь не прощать ее?
Старик мгновенно вскипел от ярости.
Он развернулся и оттолкнул от себя Розу той самой рукой, которую она пыталась поцеловать.
Она вздрогнула и упала назад. Годуин подхватил ее и помог подняться на ноги.
— Я отдал тысячу золотых марок вашим презренным черным братьям, — произнес старик, глядя в их сторону. Его голос дрожал от гнева. — Что еще я могу сделать, кроме как сохранять спокойствие? Отведи ребенка в замок. Покажите свое представление леди Маргарет, но не переигрывайте. Лия была нежной и робкой, а эта твоя дочь — настоящая Иезавель. Главное, не забывай об этом.
Я сделал шаг вперед.
— Господин раввин, — сказал я, — мы с вами не знакомы. Меня зовут Тоби. Я тоже принадлежу к числу черных братьев и я отведу Розу и брата Годуина в замок. Господин шериф знает меня, и мы быстро сделаем то, что нужно сделать. Только прошу вас: за домом ждет экипаж, будьте готовы в любую минуту сесть в него, как только евреев благополучно выпустят из замка.
— Нет, — отрезал он. — То, что вы должны немедленно покинуть город после своего представления, не подлежит сомнению. Но я останусь, чтобы убедиться в спасении евреев. А теперь уходите отсюда. Я знаю, это твой план. Действуй же.
— Да, план придумал я, — признался я. — И если он сорвется, винить надо меня одного. Прошу вас, умоляю, будьте готовы уехать.
— Я мог бы ответить тебе таким же предостережением, — сказал старик. — Братья весьма недовольны тем, что ты уехал в Париж на поиски Лии. Они хотят сделать из глупой девочки святую. Поэтому помни: если дело провалится, ты пострадаешь вместе с остальными. Ты сполна заплатишь за то, что пытаешься сделать.
— Нет, — сказал Годуин. — Никто не пострадает. И особенно человек, так преданно помогающий нам. Идем, Тоби, нам пора в замок. Не остается времени поговорить с братом наедине. Роза, готова ли ты к тому, что тебе предстоит сделать? Помни, ты заболела в дороге и слишком слаба для такого длительного испытания. Говори только тогда, когда к тебе обратится леди Маргарет, и не забывай о манерах твоей сестры.
— Ты благословишь меня, дедушка? — спросила Роза. Лучше бы она не спрашивала. — А если нет, хотя бы помолишься за меня?
— Я не стану делать для тебя ничего, — сказал он. — Я здесь ради тех, кто отдал бы жизнь, но не сделал того, что сделала ты.
Он отвернулся от внучки. Он выглядел совершенно искренним и трагически несчастным, отвергая ее.
Я не мог постигнуть этого, потому что Роза казалась мне хрупкой и кроткой. Она обладала пылким темпераментом, это верно, но она была четырнадцатилетней девочкой, и перед ней стояла сложная задача. Я уже сомневался в своем решении. Я не знал, не совершаем ли мы роковую ошибку.
— Что ж, хорошо, — произнес я и посмотрел на Годуина. Он нежно обнимал Розу за плечи. — Пойдем.
От резкого стука в дверь все вздрогнули.
Я услышал голос шерифа, объявляющий о своем прибытии, а затем и графа. Внезапно с улицы раздались крики и грохот — множество людей колотили в стены.
Не оставалось ничего, кроме как открыть дверь. Мы увидели шерифа верхом на коне в окружении солдат и еще одного человека. Это мог быть только граф. Он спешился и стоял рядом со своей лошадью, а несколько всадников у него за спиной составляли его личную гвардию.
Годуин сейчас же направился к брату, обнял его и, удерживая в объятиях, о чем-то настойчиво заговорил вполголоса.
Шериф ждал.
Начала собираться толпа — угрюмые люди с дубинками в руках. Шериф хриплым голосом приказал своим солдатам оттеснить их.