– Шон – одно дело, а здесь убийство, государственная измена и попытка убить главу государства. Попытка развязать кровавую революцию и силой свергнуть правительство. Может Манфред защитить нас от этого? А если может, зачем ему это?
– Не знаю, что ответить, мама. – Шаса вопросительно посмотрел на нее. – Я думал, ты знаешь.
– О чем ты? – спросила она, и он подумал, что застал ее врасплох: в глазах матери промелькнули страх и смятение. Смерть Блэйна ослабила ее. Раньше она никогда бы так себя не выдала.
– Защищая нас, в особенности меня, Манфред защищает себя и свои политические амбиции, – осторожно заговорил Шаса. – Если меня уничтожат, под угрозой будет его политическая карьера, ведь я его протеже. Но здесь есть что-то еще. Больше, чем я могу понять.
Сантэн ничего не ответила и отвернулась к морю.
– Как будто Манфред Деларей необычно предан нам или чувствует, что в долгу перед нами. Может, даже испытывает глубокое чувство вины перед нашей семьей. Может это быть, мама? Есть что-нибудь, о чем я не знаю, но чем он нам обязан? Может, ты что-то скрывала от меня все эти годы?
Он видел, что мать борется с собой; на мгновение ему показалось, что она готова выложить давно замалчиваемую истину, раскрыть какую-то ужасную тайну, которую хранила одна. Но вот черты ее затвердели; было видно, как силы, оставившие ее после смерти Блэйна, возвращаются к ней.
Это было маленькое чудо. Сантэн словно сбросила с плеч годы. Глаза ее заблестели, голова гордо поднялась, плечи дерзко развернулись. Даже морщины вокруг глаз и рта словно разгладились.
– Что тебя заставляет так думать? – резко спросила она и встала. – Я слишком долго хандрила и тосковала. Блэйн этого бы не одобрил. – Она взяла Шасу за руку. – Идем. Нужно жить и работать дальше.
На полпути вниз с холма она неожиданно спросила:
– Когда начнется суд над Мозесом Гамой?
– Десятого числа следующего месяца.
– Ты знаешь, что когда-то он работал на нас, этот Мозес Гама?
– Да, мама. Я его помню. Именно поэтому я смог его остановить.
– Даже в те дни от него были одни неприятности. Мы должны сделать все, чтобы он получил высшую меру. По крайней мере в память о Блэйне.
* * *
– Не понимаю, почему вы навязываете мне этого маленького неумеху, – ядовито протестовал Десмонд Блейк. Он двадцать два года проработал в газете и до того, как бутылка джина взяла над ним верх, был лучшим судебным репортером и политическим обозревателем в штате «Голден сити мейл». Огромные количества джина, которые он поглощал, поставили крест на его карьере, преждевременно состарили, покрыли морщинами лицо, разрушили печень и сделали мрачным и раздражительным, но не притупили умение проникать в мозг преступника и не лишили политической проницательности.
– Ну, он парень сообразительный, – разумно объяснил главный редактор.
– Это самый громкий, самый сенсационный процесс нашего века, – сказал Десмонд Блейк, – а вы хотите, чтобы я тащил с собой ученика репортера, который не может описать даже местный конкурс цветов или чаепитие у мэра.
– Я думаю, у него большой потенциал. Вы только возьмите его в руки и покажите все ниточки.
– Вздор! – сказал Десмонд Блейк. – А теперь назовите мне истинную причину.
– Ну хорошо, – раздраженно сказал главный редактор. – Истинная причина в том, что его бабушка – Сантэн Кортни, а его отец – Шаса Кортни и что за последние месяцы «Горно-финансовая компания Кортни» приобрела тридцать пять процентов акций нашей управляющей компании, и даже если это вам ни о чем не говорит, вы должны знать, что никто не встает на дороге у Сантэн Кортни, если хочет оставаться в деле. Берите парня с собой и перестаньте ворчать. У меня больше нет времени на споры… надо делать газету.
Десмонд Блейк в отчаянии воздел руки, а когда встал, чтобы выйти из кабинета, главный редактор добавил неприкрытую угрозу:
– Смотрите на это так, Дес: это хорошая страховка от увольнения, особенно для стареющего газетчика, которому ежедневно нужно заработать на бутылку джина. Просто считайте парня сыном вашего босса.
Десмонд мрачно шел по редакции. Он знал вприглядку этого парня. Кто-то показал ему этого потомка империи Кортни и поинтересовался, что он делает здесь, а не на поле для поло.
Десмонд остановился возле углового стола, который Майкл делил с двумя начинающими.
– Тебя зовут Майкл Кортни? – спросил он, и мальчишка вскочил.
– Да, сэр.
Майкла потрясло то, что человек, владеющий собственной колонкой, чье имя выносится на первую полосу, обращается непосредственно к нему.
– Вот дрянь! – горько сказал Десмонд. – Нет ничего ужасней сияющего молодого лица и юношеского энтузиазма. Айда со мной, парень!
– Куда мы идем?
Майкл с готовностью схватил свой пиджак.
– К Джорджу, парень. Мне нужна двойная порция, чтобы хватило сил пережить эту забаву.
В баре Джорджа он через край стакана с джином принялся разглядывать Майкла.
– Первый урок, парень… – Он отпил глоток джина с тоником. – Ничто не бывает тем, чем кажется. Никто не таков, как он о себе говорит. Заруби это на носу. Твой второй урок. Держись апельсинового сока. Мое пойло не зря называют гибелью матерей. Твой третий урок. За выпивку всегда плати с улыбкой. – Он сделал еще глоток. – Значит, ты из Кейптауна? Отлично: именно туда мы и отправляемся, мы с тобой. Пойдем смотреть, как человека приговаривают к смерти.
* * *
Вики Гама доехала от больницы Барагванат до «Фермы Дрейка» на автобусе. Автобус доезжал только до здания администрации и новой правительственной школы. Последнюю милю пришлось идти пешком по узким пыльным улицам между рядами кирпичных домов. Шла Вики медленно: хотя она была только на четвертом месяце беременности, она теперь легко уставала.
Хендрик Табака в переполненном магазине присматривал за кассами, но сразу подошел к Вики, едва только она почтительно, как со старшим братом своего мужа, поздоровалась с ним. Он провел ее в кабинет и велел одному из сыновей принести удобное кресло.
Когда Рейли Табака принес кресло, Вики его узнала и улыбнулась ему.
– Ты стал красивым молодым человеком, Рейли. Школу закончил?
– Yebo, sissie. – Рейли ответил на приветствие вежливо, но сдержанно: хоть и жена дяди, она зулуска. А отец учил не доверять никому из зулусов. – Теперь я помогаю отцу, sissie.Учусь у него и скоро сам буду управлять магазином.
Хендрик Табака гордо улыбнулся своему любимому сыну.
– Он быстро учится, и я верю в этого парня. – И подтвердил только что сказанное Рейли: – Скоро я отправлю его в наш магазин в Шарпвилле, под Веренигингом, чтобы он научился пекарному делу.
– А где твой брат-близнец Веллингтон? – спросила Вики, и Хендрик Табака сразу мрачно нахмурился и отослал сына. Как только они остались одни, он сердито ответил: – Белые священники околдовали сердце Веллингтона. Отвратили от богов его племени и предков и взяли на службу богу белого человека, этого странного бога Иисуса с тремя головами. Меня это глубоко печалит – я-то надеялся, что Веллингтон, как и Рейли, станет мне опорой в старости. Теперь он учится на священника. Я потерял его.