Однако страх и ненависть в голосе сержанта укрепили Лотара против собственной слабости. Он оторвал взгляд от приближающейся орды и посмотрел на своих людей. Как они бледны, как мертвенно неподвижны и как молоды многие из них… но ведь такова африкандерская традиция: мальчики занимают места у баррикад лагеря, когда их рост сравняется с длиной ружья.
Лотар заставил себя сойти с места и медленно пройти вдоль строя, стараясь, чтобы в его выражениях и жестах не было ни тени страха.
– Они не хотят неприятностей, – сказал он, – с ними женщины и дети. Собираясь сражаться, банту всегда прячут своих женщин. – Голос его звучал ровно и бесстрастно. – Подкрепления в пути, – говорил он подчиненным. – Через час с нами будет триста человек. Сохраняйте спокойствие и выполняйте приказы. – Он ободряющее улыбнулся кадету; у того глаза были слишком велики для бледного лица, уши торчали из-под форменной фуражки; парень нервно кусал нижнюю губу, глядя за ограду. – Приказа заряжать не было, Jong.Снимите обойму с оружия, – спокойно приказал он, и парень отцепил обойму от автомата, не отрывая взгляда от поющей и танцующей толпы.
Лотар уверенной походкой прошел назад вдоль строя, не взглянув на приближающуюся толпу, кивая по очереди своим людям, когда проходил мимо, или отвлекая их спокойным словом. Но дойдя до своего места на ступенях, он не вытерпел, повернулся к воротам и с усилием сдержался, не позволяя себе вскрикнуть.
Они запрудили всю дорогу от края до края, от начала до конца, и продолжали прибывать по боковым улицам, как воды реки Кару в половодье.
– Оставайтесь на местах, парни! – приказал Лотар. – Ничего не делайте без приказа.
Они сохраняли неподвижность на ярком утреннем солнце, когда предводители марша дошли до закрытых ворот и прижались к ним, вцеплялись в проволочную сетку и всматривались сквозь нее, пели и плясали, а остальная неупорядоченная колонна за ними постепенно растягивалась по всему периметру. Как сдерживаемая дамбой вода, испытывающая давление собственной массы, они ряд за рядом нажимали друг на друга, полностью окружив двор отделения, заперев внутри небольшую кучку людей в мундирах. А толпа продолжала прибывать, подходящие из боковых улиц присоединялись к толпе у главных ворот, и вскоре отделение превратилось в маленький прямоугольный остров в шумном, беспокойном черном море.
Люди у ворот призвали к тишине, и постепенно смех, пение и общий гул стихли.
– Мы хотим поговорить с вашими офицерами, – сказал черный молодой человек в первом ряду у закрытых ворот. Он вцепился пальцами в сетку, а толпа за ним так сильно прижала его к ограде, что большие высокие ворота тряслись и дрожали.
Начальник отделения вышел из дежурки и направился к воротам. Лотар шел в шаге за ним. Вместе они пересекли двор и остановились у ворот.
– Это незаконное сборище, – обратился начальник к молодому человеку, который их позвал. – Вы должны немедленно разойтись.
Он говорил на африкаансе.
– Все гораздо хуже, офицер, – улыбнулся молодой человек. Он отвечал на английском, и это была рассчитанная провокация. – Видите ли, ни у кого из нас нет пропусков. Мы их сожгли.
– Как тебя зовут? – по-прежнему на африкаансе спросил начальник.
– Рейли Табака, я секретарь местного отделения Панафриканского конгресса и требую, чтобы вы арестовали меня и всех тех, кто пришел со мной, – ответил Рейли на беглом английском. – Откройте ворота, полицейский, и впустите нас в ваши тюремные камеры.
– Я даю вам пять минут на то, чтобы разойтись, – угрожающе сказал начальник.
– А иначе что? – спросил Рейли Табака. – Что будет, если мы не послушаемся?
Толпа за ним начала скандировать:
– Арестуйте нас! Мы сожгли свои dompas. Арестуйте нас!
Что-то произошло, в тылу толпы послышались иронические возгласы и громкий смех, и Лотар забрался на капот ближайшего полицейского «лендровера», чтобы посмотреть через головы.
Небольшая колонна из трех крытых грузовиков, полных полицейских в мундирах, свернула с боковой дороги и теперь медленно прокладывала путь сквозь толпу. Плотные ряды перед высокими грузовиками расступались неохотно, но Лотар испытал облегчение.
Он спрыгнул с капота и отправил к воротам взвод своих людей. Мятежники били кулаками по стальным бортам проходящих грузовиков, смеялись, кричали и отдавали салют АНК. Тысячи ног подняли вокруг грузовиков облако тонкой пыли.
Люди Лотара, преодолевая давление черных тел, открыли ворота и, как только грузовики проехали, снова закрыли их, а толпа бросилась им навстречу.
Лотар оставил начальника говорить с вожаками толпы, а сам пошел размещать вновь прибывших по периметру двора. Все прибывшие были вооружены. Самых опытных и спокойных Лотар оставил на грузовиках, откуда можно было вести обстрел по всем четырем сторонам изгороди.
– Сохраняйте спокойствие, – повторял он. – Все под контролем. Просто выполняйте приказы.
Разместив подкрепление, он тотчас вернулся к воротам; начальник отделения по-прежнему спорил с вожаками собравшейся за воротами толпы.
– Мы не уйдем отсюда, пока вы нас не арестуете или пока не отменят закон о пропусках.
– Не говори глупости, парень! – рявкнул начальник. – Ты знаешь, что это невозможно.
– Тогда мы остаемся, – сказал Рейли Табака, и толпа за ним начала скандировать:
– Арестуйте нас! Арестуйте нас! Сейчас же!
– Я разместил новых людей на позициях, – негромко доложил Лотар. – Теперь у нас почти двести человек.
– Даст Бог, хватит, если эти рассвирепеют, – ответил начальник и с тревогой оглянулся на людей в форме. По сравнению с людским морем за воротами они казались очень незначительными и маленькими.
– Я достаточно долго спорил с вами, – он снова повернулся к толпе за воротами. – Вы должны немедленно увести этих людей. Это приказ полиции.
– Мы остаемся, – любезно ответил Рейли Табака.
Утро длилось, жара усиливалась, и Лотар чувствовал, как жара, жажда, пыль и пение растят напряжение и страх его людей. Каждые несколько минут в толпе, словно в течении реки, возникал небольшой водоворот и расходился и всякий раз изгородь тряслась и раскачивалась, а полицейские трогали оружие и переступали на жарком солнце. В течение утра дважды прибывали подкрепления, и толпа пропускала их; теперь за оградой собралось почти триста полицейских в форме. Но вместо того чтобы рассеяться, толпа росла: все те, кто прятался в домах пригорода, побежденные любопытством, присоединились к большинству.
После каждого нового прибытия грузовиков споры и тщетные приказы разойтись начинались заново, и на жаре, в нетерпеливом ожидании настроение толпы постепенно менялось. Улыбки исчезли, пение сменило тон: зазвучали свирепые воинские песни. По толпе расходились слухи: перед ними выступит Роберт Собукве, Фервурд приказал отменить пропуска, Мозеса Гаму выпустили из тюрьмы – и все торжествовали, радовались и пели, а потом ворчали и отступали, когда слух не подтверждался.