– Я хочу видеть ее, а она хочет видеть меня.
– Поговорим об этом в другой раз.
– Я хочу поговорить сейчас. Почему ты не пускаешь меня?
– Твоя мать своими поступками поставила себя вне рамок. Я не позволю ей распространять на тебя свое тлетворное влияние.
– Никто не влияет на меня, если я сама этого не хочу, – сказала она. – А что именно сделала мама? Никто мне этого не объяснил.
– Она совершила рассчитанное предательство. Предала нас всех: мужа, отца, семью, детей и свою страну.
– Не верю, – покачала головой Изабелла. – Мама всегда так обо всех заботилась!
– Я не могу и не стану сообщать тебе все подробности, Белла. Просто поверь: если бы я не вывез ее из страны, ее судили бы по обвинению в убийстве собственного отца и в государственной измене.
Они молча доехали до конюшни, но когда въехали во двор и спешились, Изабелла тихо сказала:
– Она должна получить возможность сама все мне объяснить.
– Я могу запретить тебе ехать, Белла, ты еще несовершеннолетняя. Но ты знаешь, что я не стану этого делать. Я просто прошу тебя не ездить в Лондон и не встречаться с этой женщиной.
– Прости, папа, Майки едет, и я с ним. – Она увидела выражение его лица и быстро продолжила: – Пожалуйста, постарайся понять. Я люблю тебя, но и ее я люблю. Я должна ехать.
Они молча доехали до дома в «ягуаре», но, остановив машину и выключив двигатель, Шаса спросил:
– Когда?
– Мы еще не решили.
– Вот что я тебе скажу. Когда-нибудь мы поедем вместе и, может быть, с неделю покатаемся на лыжах в Швейцарии или посмотрим соборы в Италии. Можем даже заехать в Париж за новым платьем. Бог свидетель, тебе вечно не хватает платьев.
– Мой дорогой папочка, ты хитрый старый пес, верно?
Все еще смеясь, они рука об руку поднялись по ступеням Вельтевредена. Из дверей кабинета через прихожую к ним вышла Сантэн. Увидев их, она сорвала с носа очки в золотой оправе – она терпеть не могла, когда даже члены семьи видели ее в очках, – и спросила:
– Из-за чего веселимся? У Беллы торжествующая физиономия. Что она выпросила на этот раз?
Сантэн не стала ждать ответа и показала на что-то большое, в форме банана, завернутое в мешковину и лежащее на мраморных плитах посреди прихожей.
– Шаса, это пришло сегодня утром и весь день валяется на полу. Убери это, что бы это ни было.
После смерти Блэйна Сантэн почти год прожила в Родс-Хилл одна, прежде чем Шаса уговорил ее закрыть дом и вернуться в Вельтевреден. Теперь, оправдывая общие ожидания, она строго управляла хозяйством.
– Что же это такое? – Шаса попробовал приподнять один конец длинного пакета и хмыкнул. – Что бы это ни было, сделано оно из свинца.
– Подожди, папа, – крикнул Гарри с верха лестницы. – Сломаешь. – Он спускался, перепрыгивая по три ступеньки за раз. – Давай я – куда ты хочешь его девать?
– Оружейная подойдет. Спасибо, Гарри.
Гарри нравилось демонстрировать свою силу; он легко поднял тяжелый пакет и понес его по коридору, потом пронес в двери оружейной и положил на львиную шкуру перед камином.
– Хочешь, чтобы я открыл? – спросил он и, не дожидаясь ответа, принялся за работу.
Изабелла села на край стола, намереваясь ничего не пропустить. Все молчали, пока Гарри не снял последний слой мешковины и не отступил.
– Великолепно! – выдохнул Гарри. – За всю жизнь ничего лучше не видел.
Это был резной слоновий бивень длиной почти в десять футов, с одного конца толщиной с талию красивой девушки, а с другого сужающийся в притупленное острие.
– Весит не меньше ста пятидесяти фунтов, – сказал Гарри. – Только посмотри на резьбу!
Шаса знал, что лишь резчики Занзибара способны на такую работу. Бивень по всей длине был покрыт сценами охоты, великолепно исполненными, со множеством мельчайших подробностей.
– Он прекрасен. – Даже на Изабеллу бивень произвел впечатление. – Кто тебе его послал?
– Здесь есть конверт.
Шаса показал на обрывки упаковки; Гарри подобрал из них конверт и протянул отцу.
В конверте оказался единственный листок.
Лагерь на реке Тана
Кения
Дорогой папа!
С днем рождения – я весь день думаю о тебе. Это мой лучший до сих пор слон – 146 фунтов до резьбы.
Почему бы тебе как-нибудь не поохотиться со мной?
С любовью,
Шон.
Держа письмо в одной руке, Шаса присел рядом с бивнем и ласково погладил желтовато-кремовую поверхность. Резьба изображала слонов – не менее ста животных в одном стаде. От старых самцов и кормящих самок до крошечных слонят; все они бежали по длинной спирали вдоль бивня, уменьшаясь к концу в изящной перспективе. По всей длине бивня стадо преследовали охотники, начиная с людей в львиных шкурах, вооруженных луками с ядовитыми стрелами или слоновьими копьями с широкими лезвиями; к концу этой первобытного вида вереницы охотники уже ехали верхом и держали современные ружья. Путь стада был усеян гигантскими тушами убитых слонов. Картина была прекрасной, реалистичной и трагической.
Но не красота этой сцены и не ее трагизм сделали голос Шасы хриплым, когда он сказал:
– Пожалуйста, оставьте меня одного.
Он не поворачивался к ним, не желая, чтобы они увидели его лицо.
На этот раз даже Изабелла не стала спорить. Она взяла Гарри за руку и вывела из комнаты.
– Он не забыл про мой день рождения, – говорил Шаса, поглаживая бивень. – Ни разу не забывал после своего ухода.
Он закашлялся, резко встал, достал из нагрудного кармана носовой платок, громко высморкался и вытер глаза.
– А я даже не написал ему, не ответил ни на одно его письмо. – Он сунул платок в карман, отошел к окну и уставился на газон, по которому расхаживал павлин. – Самое жестокое и глупое, что из трех сыновей он всегда был моим любимцем. О боже, чего бы я не отдал, чтобы снова его увидеть!
* * *
Ледяной серый дождь словно дымом окутывал густой бамбуковый лес на вершинах Абердаркских гор.
Четверо шли цепочкой за следопытом ндоробо, двигаясь по следу на лесной почве, которая под слоем опавших бамбуковых листьев была цвета и консистенции расплавленного шоколада.
Шон Кортни шел вторым, он прикрывал следопыта и был постоянно начеку, готовый к принятию быстрых решений. Он был самым молодым из троих белых, но руководство перешло к нему совершенно естественно. Никто не оспаривал его право на это.
Третьим в цепочке шел Алистер Спаркс, младший сын кенийского поселенца. Обладая огромной силой и выносливостью, прирожденный меткий стрелок, отлично знающий буш, он в то же время был ленив и неинициативен; его приходилось уговаривать, чтобы он напряг силы и способности до предела.