— Куда мы едем? Или, может, точнее будет сказать — куда ты меня везешь? — Поинтересовалась девушка, когда лимузин свернул на шоссе Рузвельта.

В ответ Кингсли вручил ей несколько билетов на самолет.

— В Париж. Парни Леннокс уже в аэропорту Кеннеди. Мы вылетаем вечером.

— Мы?

— Форс, ты же не бросишь команду?! — Улыбнулся Кингсли. — Не волнуйся, у меня имеется все, что тебе нужно. Можешь получить свой новый набор венатора. Конечно, тех твоих непрактичных сапог в нем нет, но я уверен, что ты сможешь подыскать что-нибудь взамен в Городе света.

Мими застегнула блузу.

— Ты что, шутишь? Сейчас же разверни машину. Я не полечу в Париж.

— А почему вдруг?

Нет, он все-таки невыносим, решила Мими. Она что, должна об этом говорить?

— Ты забыл? У меня в следующее воскресенье заключение уз. Ясно?

— Правда?

— Ты к чему прикапываешься? Джек — моя... — Определение «родная душа» к ситуации как-то не подходило. — Он мой близнец. Мы принадлежим друг другу. И всегда связаны узами.

Кингсли кивнул с таким видом, как будто серьезно обдумывал ее аргумент.

— Угу, ясно. И именно поэтому ты всю последнюю неделю каждый вечер тайком пробиралась ко мне в номер.

Каждый вечер! Неужели это происходило каждый вечер? Нет, он ошибается. Она совершенно точно одну ночь провела в одиночестве. В порядке самоограничения. Это слишком далеко зашло. Нужно покончить со всем прямо сейчас.

— Ты знаешь кодекс, — сказала Мими. — Таков закон. Я не могу отречься от наших уз.

— Узы существуют для того, чтобы из них вырываться, — отозвался Кингсли. — Как и правила.

— Слова настоящей Серебряной крови! — Огрызнулась Мими.

Кингсли помрачнел.

— Ты знаешь мою тайну. Знаешь, с чем мы столкнулись и какая грандиозная задача будет перед нами стоять, если подозрения Чарльза оправдаются. Ты нужна команде. Едем с нами.

Мими вспыхнула. Она не испытывала подобных чувств никогда в жизни. Ни в одной из своих жизней. Она всегда любила Аббадона и не ведала ничего иного. Но потом в ее жизнь ворвался Кингсли и перевернул все с ног на голову. Но действительно ли он хочет ее? Действительно ли он заботится о ней? Любит ли он ее? Или просто желает, чтобы она была рядом развлечения ради?

Кингсли улыбнулся ей, и Мими поняла, что это улыбка торжества, улыбка парня, всегда получавшего желаемое. Да, прямо сейчас он ее хотел, но что будет, когда ему перехочется? Мими знала, что такое узы, преданность, взаимные обязательства и их служба на благо всего вампирского сообщества. Вампиры слабеют — это Мими понимала. Голубая кровь нуждается в них более чем когда-либо прежде. Она подумала обо всем, что они с Джеком совершили вместе: победили Люцифера в Риме, основали Новый Свет...

Она — Азраил. Она верна своему слову. Она не станет уклоняться от своего долга. За кого он ее принимает — за ее брата? Непостоянного, нерешительного, неспособного сделать выбор между глупостью и долгом?

— Нет, Кингсли. Я не могу. — Мими покачала головой. — Выпусти меня. Останови машину.

Кингсли долго смотрел на девушку. Потом кашлянул, взял трубку переговорного устройства и попросил шофера остановиться у обочины.

— Как тебе угодно.

Глава 54

БЛИСС

Когда Блисс добралась до Нью-Йоркской пресвитерианской больницы, время посещения там закончилось. Впрочем, это было уже не важно. К этому моменту Аллегра ван Ален выписалась из больницы.

— То есть как — она ушла? Мне только что позвонили, что она пришла в себя... Я ее дочь! — Воскликнула Блисс.

— Шайлер была здесь час назад, — ответила сбитая с толку медсестра. — Она ушла вместе с Аллегрой.

— Я ее другая дочь! А, ладно... — бросила Блисс, притопывая и стряхивая дождевые капли на пол.

Она ушла. Аллегра ушла.

«Даже не задержалась, чтобы поговорить со мной. До меня ей дела нет. Она вообще не знает, что я жива. Слышишь, отец? — Закричала Блисс мысленно. — Кстати, а ты сам где?»

Но похоже, Посетитель заранее знал, что они не найдут Аллегру в больнице. В какой-то момент пути по забитым транспортом дорогам он снова удалился.

Блисс отправилась домой, в пустую, как обычно, квартиру. На обед она разогрела себе картошку в микроволновке. Хотя она на самом деле не испытывала больше голода, трудно было отделаться от привычки есть трижды в день.

Съев несколько кусочков, Блисс швырнула картошку в мусорное ведро и отправилась к себе в комнату померить новое платье. Шайлер была права. Не стоило его покупать. Оно слишком тесное в груди и слишком короткое. И цвет неудачный: от этого оттенка темно-фиолетового она выглядит еще бледнее обычного и к ее рыжим волосам он не подходит. В общем, непонятно, куда она смотрела. Девушка сняла платье и засунула в пакет, чтоб отнести потом в комиссионку. Остается лишь надеяться, что ей удастся вернуть часть денег. После банкротства Форсайт очень скупо выдавал ей деньги на расходы.

Аллегра — ее мать... Правда причиняла боль — вроде того, как бывает, когда случайно подслушаешь, что друзья на самом деле думают про тебя. Блисс снова набрала номер Шайлер, но ответа не было.

Блисс закрыла глаза и отправилась на крышу Клойстерса искать друга. Ей необходимо было с кем-нибудь поговорить. Но вместо Дилана она увидела там кое-кого другого.

Мужчину в белом костюме. Посетителя. Люцифера. Ее отца.

— Здравствуй, дочь.

— Где ты был? Я поехала в больницу, но ее там уже не было.

— Да, я знаю, — отозвался он. — Она оказалась чересчур проворна. Она всегда такой была. Ну да не важно. Мы скоро ее догоним. А тут недурно. Как ты называешь это место?

— Клойстерс, — сказала Блисс.

— А, это здесь ты встречаешься со своим кавалером. Но можешь не волноваться — он больше нас не побеспокоит.

У Блисс мучительно заныло под ложечкой.

— Что ты имеешь в виду?

— Я знаю, что ты делаешь. Я знаю все, что знаешь ты. Ты не можешь ничего скрыть от меня, Блисс. Я слышу каждую твою мысль. Каждое твое слово. Я знаю, что ты смогла заглянуть в мой разум, и я рад. Ибо ты должна быть готова.

— Готова? К чему?

— Новость насчет Аллегры напомнила мне, что у нас осталось еще одно незавершенное дело. Ее дочь-полукровка, Шайлер ван Ален. Отличная подруга для тебя, насколько я могу судить.

— А что такое с Шайлер? — Нервно поинтересовалась Блисс.

— Форсайт не сумел доставить ее ко мне. Левиафан тоже оплошал. Просто поразительно, как слеп я был, не воспользовавшись преимуществом, которое рядом, — лишь руку протяни. Потому что ты не подведешь меня, дочь моя. Нет. Ты приведешь ее ко мне.