— Раньше ты давал мне выигрывать, — сказала я отцу, когда мы заказали ланч.
— Как я могу дать тебе выиграть, если ты всякий раз лупишь в сетку? Следи за тем, куда посылаешь мяч.
— Наверное, в последнее время я вообще посылаю мячи не туда. Нельзя было позволять Тревору взять верх надо мной и верить слухам, в которые так хотелось поверить. Я очень скучаю по Александру.
Официант принес мне овощной салат, а отцу — сэндвич с паштетом из тунца.
— Как думаешь, папа, встретится мне кто-нибудь, похожий на Александра? — пробормотала я, уставившись в томаты, яйца и латук.
— А ты как думаешь? — спросил он и откусил от своего сэндвича.
— Думаю, что нет. Наверное, он один такой особенный. Подобные парни встречаются только в кино и в любовных романах. Такие, как Хитклиф [16] или Ромео. — К моим глазам подступили слезы.
— Не переживай, дорогая, — сказал отец и подал мне салфетку. — Когда я встретил твою маму, я был в очках, как у Джона Леннона, и с патлами чуть ли не до пояса. Я не знал, как выглядят ножницы или бритва, не нравился ее отцу из-за своего внешнего вида и радикальных политических взглядов. Но мы с ней видели мир одинаково, а только это и важно. Помню, когда я впервые увидел твою маму, была среда. Она стояла на университетской лужайке в красно-коричневых клешах, белой блузке на бретельках, мечтательно глядела вверх и заплетала свои длинные каштановые волосы. Я подошел к ней и спросил, на что она смотрит. «Там птица кормит своих птенцов. Разве это не прекрасно? — сказала она и процитировала несколько строк из Эдгара Аллана По. — Это вороны». Я рассмеялся. «Что смешного?» — спросила она. Я ответил, что ворон и ворона, конечно, кое-что общее имеют, но птицы разные, и это — ворона. Тогда она тоже рассмеялась и сказала, что, наверное, перебрала накануне, но птицы все равно прекрасны. «Да, — ответил я. — А ты еще прекраснее».
— Ты так и сказал?
— Может, мне не стоило говорить тебе об этом. Особенно насчет того, что она перебрала!
— Ага, насчет того, что на мысль назвать меня Рэйвен — то есть Ворон — ее навела красота этих птиц и стихотворение По, мама говорила. А вот насчет перебора накануне — это нет.
Слава богу, что родители увидели в тот день ворона, а не белку. Вот был бы кошмар!
— Папа, что мне делать?
— Тебе придется разобраться в этом самой. Если летит мяч, не лупи со всей мочи, посылая его в забор, а открой глаза и смотри, куда бьешь.
Боюсь, однако, что его теннисные метафоры мне было не прожевать, как и мой салат. Я пребывала в полной растерянности, так и не зная, ждать ли мне мяча или брать инициативу в свои руки?
Отец отошел поболтать с приятелем, а я ломала голову над своей проблемой, когда вдруг услышала голос Мэтта:
— Плохо играешь, Рэйвен!
— Я вообще не умею играть! — ответила я, удивившись, и огляделась по сторонам в поисках Тревора.
— Я говорю не о теннисе.
— Тогда непонятно, о чем же.
— Я говорю о школе, о Треворе. Не беспокойся, его тут нет.
— Значит, ты решил попробовать за него? — спросила я, крепко вцепившись в ракетку. — Здесь, в клубе?
— Нет, я хочу с этим покончить. Я имею в виду то, как он поступает с тобой, Беки и со всеми. Даже со мной. А я его лучший друг. Но ведь и ты нас всех здорово озадачила. — Мэтт рассмеялся. — Мы тебе не нравимся. По-твоему, мы все недалекие и не стоим твоего внимания, но Тревора это не оправдывает.
— Мы что, в программе «Скрытая камера»? — Я снова огляделась по сторонам.
— Кто бы спорил, ты оживляешь нашу жизнь и своим клевым прикидом, и своим отношением к жизни. Тебя не волнует, что о тебе подумают и скажут, а в нашем городе вся жизнь вращается вокруг толков и пересудов.
— Тревор прячется в сувенирной лавке? — спросила я, все еще вертя головой.
— Да пойми, Снежный бал многим открыл глаза. Тревор использовал всех нас, выставил дураками. Я думаю, это стало для нас звоночком.
Тут я поняла, что никаких скрытых камер или прятавшегося Тревора поблизости нет. Мэтт не шутил.
— Жаль, что Александр тебя не слышит, — наконец сказала я. — После бала я его не видела и боюсь, что больше не увижу никогда. Тревор все испортил. — И глаза мои снова наполнились слезами.
— К черту Тревора!
Несколько человек оглянулись, поскольку в клубе не было принято ругаться, хотя такое на корте и случалось, когда игроки пропускали мяч.
— Мне пора бежать, Рэйвен, пока, — сказал Мэтт, отчалил, и тут же подошел отец в компании поразительно загорелого малого.
— Рэйвен, хочу познакомить тебя с моим старым приятелем.
— Рад встрече, Рэйвен, — сказал парень. — Давно не виделись. Ты стала совсем взрослой. Без помады я бы тебя не узнал. Ты помнишь меня?
Как я могла позабыть тот первый раз, когда забралась в особняк через окно цокольного этажа, красную шапочку, теплый поцелуй в щеку от красивого новичка, желающего вписаться в школьный круг?
— Джек Паттерсон! Конечно, я тебя помню, но не могу поверить в то, что ты помнишь меня.
— Я тебя никогда не забуду!
— Откуда вы знаете друг друга? — поинтересовался отец.
— Со школы, — ответил Джек с искоркой в глазах.
— И как нынче твои дела? — спросил меня Джек. — По слухам, в последнее время ты заходишь в особняк через парадный вход.
— Да, было дело, но…
— Джек недавно вернулся в город и взял на себя управление универмагом, — пояснил отец.
— Ага, заглядывай, — предложил Джек. — Дам тебе скидку.
— Ты продаешь армейские ботинки и черную косметику?
Джек Паттерсон рассмеялся.
— Похоже, ничего особо не изменилось!
Неожиданно появился Мэтт.
— Ты готов идти? — спросил его Джек.
— Ты знаешь Мэтта? — удивилась я.
— Мы кузены. Я рад, что вернулся, а то у меня возникли подозрения, что он связался с дурной компанией.
Был субботний вечер. Я, одетая в майку и черные боксерки, медленно прокручивала «Дракулу». Когда Бела склонился над спящей Элен Чэндлер, я вспомнила, как Александр целовал меня на черном кожаном диванчике, и непроизвольно потянулась за бумажными платочками, чтобы утереть глаза.
Сентиментальные воспоминания прервал звонок в дверь.