– Понял, – ответил Ленчик, принимая ключ.
– Вечером с ключами будь у меня, – произнес Долгоруков. – Проведем оперативное совещание. Последнее, – добавил он и криво усмехнулся.
В восемнадцать ноль-ноль пополудни в нумере у Долгорукова прошло последнее совещание относительно «дела Скалона», как его стал именовать Всеволод Аркадьевич. Роль каждого из участников «дела» была еще раз расписана, уточнена в самых мелких деталях и подробностях, причем в нескольких вариациях. Имелся план А, а ежели он по какой-то причине не срабатывал, то существовал план Б.
Снова поминутно было расписано время: в каком часу и на какой минуте кто что делает, и даже что говорит каждый из них. И, конечно, прорепетированы все ситуации, в том числе и те, что могут возникнуть из-за случившихся непредвиденных обстоятельств.
Из нумера Долгорукова Ленчик и Африканыч ушли уже в десятом часу. Иван Николаевич Быстрицкий Севой был снова оставлен…
* * *
На следующий день Ленчик проснулся около шести утра, хотя можно было проснуться и на полчасика попозже. Встал, оделся, прорепетировал перед зеркалом все, что он должен будет произнести перед генералом, надел заношенную студенческую шинель и фуражку без кокарды, для того чтобы придать одежде некую официозность, и повесил через плечо черную курьерскую сумку. Теперь он стал похож на мелкого… нет, очень мелкого служащего, исполняющего курьерские обязанности, то есть юношу на побегушках, начинающего служить с самых низов.
Штаб Второй пехотной дивизии находился на Большой Лядской улице в доме Василия Ивановича Николайчука, торговца колониальным товаром и домовладельца, но квартировал его превосходительство генерал Александр Антонович Скалон в особняке бывшего предводителя губернского дворянства Нифонта Софроновича Молостова по улице Черноозерской. Туда и направил стопы Ленчик-курьер, дабы застать его дома. И застал. Правда, открыл ему не сам генерал, а гувернантка или экономка, как и положено в хороших дворянских домах.
– Вам чего? – спросила Ленчика гувернантка или экономка.
– Я, это, до генерала с поручением, – серьезно ответил Ленчик и свел брови к переносице, показывая серьезность своих намерений и обязательность их исполнения.
– Погодите минутку, – ответила экономка или гувернантка, даже не предложив войти. И Ленчик остался стоять на крыльце, переминаясь с ноги на ногу.
Генерал вышел через две минуты. Он был в дворянском кунтуше, шароварах и тапках на босу ногу.
– Войдите, – сказал он Ленчику в приказном тоне, как, собственно, и разговаривают генералы с нижними чинами. А Ленчик в данный момент представлял такой чин, что ниже некуда. – Слушаю вас.
– Я, это, – начал Ленчик по-простецки, – прибыл к вам по поручению, это, нашего помощника управляющего банком господина коллежского секретаря Бурундукова. Так что оне, то есть господин помощник управляющего банком Бурундуков, это, велели мне передать вам, что настоятельно просют вас подойти сегодня в банк в два часа пополудни и, это, взять с собой ключ от вашей сейфовой ячейки. Вы смогете, это, подойти сегодня в банк в два часа пополудни, имея с собой, это, ключ от сейфовой ячейки, ваше превосходительство? – спросил Ленчик и уставился пронзительно-голубым взором на генерала в ожидании ответа.
– Смогу, – немного подумав, ответил Скалон. – А в чем дело?
– Не могу знать, ваше превосходительство, – почти по-военному ответил Ленчик и вытянулся перед генералом в струнку в надежде, что это тому понравится. Но Скалон на сей демарш Ленчика никак не отреагировал и даже, кажется, не заметил.
– А почему меня просит зайти помощник управляющего, а не сам управляющий, господин Холодовский? – немного недовольно и сухо спросил Скалон.
– Так, это… Оне же, Павел Семенович то есть, в отъезде, – ответил Ленчик. – И будут, это, только через неделю, не ранее, – добавил он.
– Но я не имел никаких дел с господином Бурундуковым и даже не видел его никогда, – сказал Скалон.
– А-а, – протянул Ленчик. – Так, это, их, то есть господина коллежского секретаря Бурундукова, узнать оченно просто. Оне, стало быть, господин Бурундуков, это, красивые такие. И молодые еще, тридцати годов, кажись, еще нет. И это, – Ленчик задумался, словно подбирая слова. И не найдя их, продолжил: – В общем, вы их сразу узнаете. А сидят оне в кабинете под нумером три. Там еще табличка висит: «Помощник управляющего».
– Хорошо, – сказал генерал. – Передайте господину Бурундукову, что я буду сегодня у него ровно в два часа пополудни.
– И не забудьте, это, ключ от ячейки, – напомнил Ленчик и лучисто посмотрел на генерала.
– Я никогда ничего не забываю, – отрезал Александр Антонович и повернулся, чтобы уйти.
– Тадыть, это, прощевайте, – уже в генеральскую спину сказал Ленчик и тоже повернулся, чтобы покинуть генеральскую квартиру. Дело было сделано, и теперь надлежало поскорее ретироваться.
Дверь за ним закрыла все та же экономка. Или гувернантка. Впрочем, это и неважно…
* * *
Неофитов в роли биржевого маклера, или, скорее удачливого финансового дельца смотрелся на редкость впечатляюще и правдоподобно. К тому же в руках у Самсона Африканыча имелся пузатый саквояж из свинячьей кожи, несомненно, набитый банковскими билетами разного достоинства. И он, судя по всему, намеревался положить их в Волжско-Камский коммерческий банк. А иначе на кой черт явился сюда этот делец, который поймал за хвост птицу удачи?
– Добрый день, – улыбнулся финансовый гений служащему. – Я бы хотел открыть у вас депозитный вклад.
И Африканыч важно похлопал ладонью по пухлому боку саквояжа.
– Замечательно! – поднялся со своего места клерк, уважительно косясь на пузатый саквояж. – Наш Волжско-Камский коммерческий банк один из лучших во всей Российской империи и может предложить вам неплохие проценты годовых.
– На это я и рассчитываю, – еще шире улыбнулся Самсон Неофитов. – Не подскажете, уважаемый, где у вас тут можно уединиться? Я хочу еще раз пересчитать свои капиталы.
– У нас свободен один кабинет, но…
– Это меня вполне устроит, – не дал договорить Африканыч и посмотрел на служащего. Взгляд его недвусмысленно говорил: «Веди скорее, а то я передумаю».
Клерк с незапоминающейся фамилией вышел из-за стола и провел Самсона Неофитова к двери рядом с дверью управляющего. Открыл ее и сказал:
– Вот, сударь. Располагайтесь, пожалуйста. В этом кабинете вас никто не побеспокоит.
– Благодарю вас, – улыбнулся Африканыч. – Вы очень любезны.
Когда служащий ушел, Самсон Африканыч принялся осматриваться.
Кабинет, собственно, был небольшим, но вполне приличным: стол, два кресла возле него, кожаное канапе, подле которого стоял журнальный столик, на нем глубокая фарфоровая пепельница. Окно было прикрыто бархатной портьерой, что придавало помещению некоторый уют. На полу, возле ножек стола, был постелен ковер, вещь также для уюта не лишняя. Похоже, кабинет служил комнатой для переговоров с важными клиентами или чем-то вроде того. Однако ему не хватало некоторой официозности, которую Самсон Африканыч, посмотрев на наручные часы, начал тотчас приводить в соответствующий вид. Он открыл саквояж и достал кипу чистой бумаги, положив ее слева от кресла хозяина кабинета. Пару папок с тесемками положил справа от себя. Затем достал из саквояжа массивный чернильный прибор из бронзы, солидное пресс-папье, заточенные карандаши, и все это поместил на середину стола. Фотографическую карточку в рамочке и с подножкой, которую Самсон Африканыч также извлек из похудевшего саквояжа, он установил около чернильного прибора сбоку, чтобы посетителю, севшему в кресло напротив, было немного видно, что изображено на карточке. А на ней была запечатлена женщина в летнем платье и шляпке из итальянской соломки рядом с мальчиком лет пяти в матросской блузке, бескозырке и коротких, до колен, штанишках. А-ля семья, любимая семья. Сделав все это, Африканыч снова огляделся и, оставшись довольным проделанной работой, хмыкнул. Теперь кабинет приобрел вполне официальный вид.