– Весьма неожиданно. С вашей стороны, граф, это настоящее расточительство. Хотя, впрочем, приятно.
– В ресторан нас поведет купец. Денег у него много…
– Ах, вот оно что, а я-то уж было подумала, – не унималась Ефросинья. Поморщившись, она добавила: – Надеюсь, это не будет какой-нибудь гороховый суп и гречишные оладьи?
– Выслушайте меня… В ресторан поведет нас купец, но заказывать обед будем мы, так что обещаю вам лучшие блюда, какие только есть на этом пароходе.
– Так что же мы сидим? – поднялась Мельникова. – Не будем заставлять ждать молодого человека. К тому же я страшно проголодалась. Феоктист Евграфович, у меня к вам будет просьба. Я свободная женщина, и мне бы не хотелось, чтобы кто-то за мной шпионил.
– Ты говоришь о Марке?
– О нем. Пусть ни на что не надеется. Все, что между нами было, это уже в прошлом.
– Хорошо, я попробую ему объяснить.
* * *
Оставшись в одиночестве, Евдоким Филиппович осмотрелся. Эко на какие высоты его занесло! По палубе прохаживалась расфуфыренная публика. Дамы были в длинных платьях и с зонтиками в руках, рядом с ними мужчины в элегантных фраках и высоких цилиндрах. Трое офицеров, сбившись в тесный круг, о чем-то энергично разговаривали, потом, обнявшись, направились в каюту. Возможно, для того, чтобы предаться воспоминаниям в более приватной беседе, а может, затем, чтобы перекинуться в картишки. Обособленно сидел лишь архиепископ, сладко щурясь на выглянувшее солнышко.
На первый взгляд публика почтенная, состоятельная, и все-таки не мешало наведаться в каюту и посмотреть – на месте ли капиталы! Всякое бывает…
Вернувшись в каюту, Евдоким открыл чемодан, на дне которого лежало двадцать тысяч рублей. Тщательно, стараясь не сбиться, сосчитал деньги и только после этого, уже успокоенный, вернулся на палубу.
Граф малость задерживался: видно, уламывает оперных див отобедать с купцом. Ясное дело, он им не ровня! Они только к благородным привыкли: к графам и князьям. Ну, ничего, и без них кусок в горло полезет. Тут в соседней каюте барышня одна в одиночестве едет, улыбнулась весело… Так что ежели чего, можно пригласить ее на ужин, а потом и в каюту и вместе с ней послушать граммофон. Авось не откажет!
Неожиданно в сопровождении двух женщин появился граф Демидов.
– А вот и наш герой! – громко произнес он, привлекая к себе внимание. – Ну, чего же вы стоите, молодой человек, подойдите к дамам. Я столько им рассказал о вас интересного, что им не терпится с вами познакомиться.
Заметно тушуясь, Евдоким подошел к дамам.
– Здрасте…
– Это наша незабвенная и единственная в своем роде госпожа Мальцева, а это несравненная и бесподобная мадам Ангела Каваллини, – торжественно произнес граф.
Госпожа Мальцева оказалась высокой женщиной с узкими плечами, и если бы не пышный бюст, строптиво выпирающий через тесную ткань, то ее можно было бы назвать тощей.
– Что это вы на меня так смотрите, молодой человек? – спросила Мальцева.
– На граммофоне голос у вас больно звонкий, да и молодой… Я сперва думал, что вам и двадцати пяти нет.
Мадам Каваллини громко рассмеялась, а Мальцева, приложив к губам Евдокима тонкий пальчик, лишь сдержанно заметила:
– А вы хулиган, однако.
– Госпожа Мальцева, простите, коли что не так, деревенщина я, с меня много-то и не возьмешь, – взмолился Евдоким. – Я к вам со всей душой. Когда вы у меня в граммофоне поете, так я шелохнуться боюсь.
– Я вас прощаю, молодой человек, – великодушно махнула ручкой Анастасия Дмитриевна, смягчившись. – Вижу, что вы большой ценитель моего творчества. И что же вам больше всего нравится?
– «Гайда».
– Ха-ха-ха! «Тройка»?
– Во-во, «Тройка»!
Гайда, тройка, снег пушистый,
Да и ночь морозная кругом!
Светит месяц серебристый,
Мчится парочка вдвоем!…
– звонко и с задором пропела Мальцева.
– Господи, она, она самая! – сорвал Евдоким в восхищении картуз. – Это надо же! А голос-то какой. Что же мне для вас сделать такого, госпожа Мальцева?
– А вы лучше, голубчик, накормите наших дам. Как говорится, соловья баснями не кормят.
– И то правда! А я завсегда пожалуйста. Ничего для вас не пожалею!
– Тогда давайте пойдемте в столовую первого класса, – нетерпеливо предложил Кондрат Егорович. – Уверяю вас, на пароходе наилучшая кухня во всей губернии! А какая обстановка!
Место и в самом деле было великолепным, прежде такого Евдоким не видывал. Столовая была расположена за капитанской рубкой, и через огромные стекла можно было обозревать медленно проплывающие берега, что весьма способствовало пищеварению. Стены обделаны бронзой и разного рода лепниной, резные столы из красного дерева, а стулья, обитые зеленым бархатом, были мягкими и удобными. Оглядев критическим взглядом диван, стоявший в самом углу столовой, Ануфриев подумал о том, что такую вещицу неплохо было бы заполучить к себе в контору, и нужно будет на этот предмет поговорить с капитаном парохода. Вряд ли кто устоит против двух сотен рублей.
– Чего изволите? – подскочил подавальщик.
– Вот что, братец, нам бы все самое лучшее, – со значением произнес граф Демидов. – Начнем вот с чего… – и открыл карту вин. – О! – одобрительно покачал он головой. – Принеси-ка нам, братец, для начала по одной бутылке белого бургундского вина «Божоле» 1853 года и «Шабли» 1864 года.
– У вас хороший вкус, господа. «Божоле» 1853 года в России более не осталось, только на нашем корабле две бутылки, но это для самых понимающих клиентов. А «Шабли» 1864 года всего лишь пять: три из них на нашем «Колизее» и еще две в Петербурге в «Метрополе», – одобрительно покачал головой официант, записав заказ в блокнот.
– Потом еще бутылочку красного бордоского вина «Шато-Лафита», для нашей гостьи, – граф Демидов многозначительно перевел взгляд на Ангелу Каваллини. – Красного вина «Каберне-Совиньон». И бутылку от Жан-Поля Шене.
– Вы большой знаток, ваше сиятельство.
Глянув через плечо графа, Евдоким Филиппович едва не крякнул от досады: французские вина стоили по двести пятьдесят рублей за бутылку, а итальянское – целых четыреста! Ежели так дорого будет обходиться угощение, так ему придется заложить золотые часы, подаренные покойным батюшкой.
Настроение стало портиться. А не проще ли было взять водки по алтынному за штоф, а дамам – шампань (благо что оно здесь недорогое) и напиться до чертиков! А то и вовсе прикупить на берегу самогона – он здесь лучший во всей волости, как выпьешь чарку, так в голове затмение наступает.
А граф, не ведая о переживаниях Евдокима, продолжал производить новые заказы.
– А раки у вас имеются? – неожиданно спросил граф.