– Много будешь пукать, мало будешь какать. Подвинь сверток.
– Здесь можно курить?
– Можно, – разрешил Аннинский. – Давай ближе к делу.
– К делу, так к делу, – сказал стукач, стараясь не показать обиды. Начал он с имени бандита – Игорь Куманин, что тот приходил к нему за наркотой. – Рука у него была на перевязи, но ходил он боком и наклонившись. Мне он сказал: «Спину ушиб».
– Большую дозу он у тебя взял?
– Больше, чем обычно. Сказал, что его кумарит и пару дней он проваляется дома. А я смекнул: для обезболивания. Ну и сравнил с твоим запросом: предположительно два ранения – в правую руку и спину. Все сходилось.
– Ты видел на нем куртку типа «Тринити»?
– Пару раз. Классная косуха. Мне бы такую.
– Мотоцикл у него есть? – спросил Аннинский.
– Нет. Но я видел его в компании байкера.
– Такого небольшого роста, сухощавого телосложения? – уточнил я.
– Ну да. У него еще передних зубов не хватает.
– Ты что, ему в рот давал?
Мне показалось, стилист мечтательно улыбнулся.
Мы с Виталиком переглянулись: «Это они». Я во всяком случае мог с уверенностью сказать, что ранение в спину получил Синий, а управлял мотоциклом Оранжевый («Оранжевый потерял в одной из бесчисленных потасовок два передних зуба, и он не собирался устранять эту брешь»).
– Еще раз уточним детали, которые ты сообщил мне по телефону, – чуть нервно и буквально набирая обороты, приступил к блиц-опросу Аннинский. – Дом Куманина – вон та девятиэтажка?
– Да.
– Этаж четвертый?
– Да.
– Квартира двадцать?
– Да.
– Код замка 138?
– Точно.
Аннинский отпустил осведомителя, и мы, выждав пять минут, тоже вышли из машины на ночную улицу. Я плохо ориентировался в этом районе. Мы были где-то между улицей Молостовых, протянувшейся вдоль МКАД (3-й километр), и Свободного проспекта, ближе к железной дороге. С этого места неплохо просматривалась девятиэтажка с хитросплетениями пожарной лестницы, на которой можно было и заблудиться, и попасть в любую квартиру, окнами выходящую на тыльную сторону. Это была старая свечка с единственным подъездом, самое высокое здание в разношерстном ансамбле хрущевок. Квартал, вокруг которого раскинулся целый «неблагополучный» район.
Я снял куртку. Хотел было завернуть в нее оба ружья, но Аннинский покачал головой и расстегнул свой пиджак. Под мышками у него торчали в кобурах два пистолета. Так что я, вооружившись одним ружьем, второе оставил в машине.
Мы подошли к подъезду. Виталик, будто житель этой серой свечки, набрал на пульте трехзначный код и потянул за скобу. Дверь открылась. Мы вошли внутрь. В нос ударил запах общественного туалета. Все углы тамбура были уставлены бутылками. На втором этаже дышать стало чуть полегче. Четвертый этаж. Пункт назначения. С площадки Виталик свернул налево, в карман, в котором было три квартиры. Дверь квартиры номер 20 находилась прямо по ходу. Аннинский нашел место справа от двери и прижался к стене. Обнажив оба ствола, он поочередно снял их с предохранителя. Я освободил ружье от куртки и бросил ее на ларь справа от себя. Воспитанные в армейской среде, мы не привыкли тратить время попусту. Мобильность – сейчас это было название нашей маленькой спецгруппы.
Неожиданно слева от меня скрипнула дверь. Я повернул голову. Из полумрака приоткрытой двери на меня смотрела женщина лет тридцати.
– Полиция, – бросил я ей. – Закрой дверь и не выходи.
Она выполнила бы любую команду, даже если бы я представился бандитом с большой дороги.
Дверь была обычной, деревянной, и нам это сыграло на руку. Я прицелился в район замка и придавил спусковой крючок. Еще не успело отгреметь эхо оглушительного выстрела, а на пол упасть щепки, я с коротким разбегом двинул ногой в дверь. И отступил, давая дорогу напарнику. Подняв пистолеты на уровне плеч, Аннинский шагнул в квартиру. Я – следом, склонив к ружью голову и в любой момент готовый спустить курок. Вразнобой мы выкрикивали: «Полиция! На пол! Бросай оружие!» Прицелившись в светильник на стене, я разнес его и загнал очередной патрон в ствол. Виталик поддержал меня, дважды выстрелив вверх. Налево – туалет, ванная, кухня; беглый взгляд сказал мне, что там никого. Направо – спальня. Прямо по коридору – гостиная. Мы не стали разделяться, чтобы нас не пощелкали по одному: спина к спине, мы прошли в гостиную, не изменяя наработанного ведения боя. И мы снова подтирали за прохудившимся законом.
– Чисто! – бросил Аннинский, доведя меня до середины этой комнаты и обшаривая взглядом каждый уголок. Теперь настала моя очередь вести его за собой.
Коридор. Спальня. Неудобный диван-кровать, масса книжных полок, заставленных чем угодно, только не книгами: модели автомобилей, трансформеры, парфюмерия, коробки из-под наушников и телефонов. Компьютерный стол с включенным монитором и гоночным шлемом с краю, платяной шкаф с раскрытой дверцей, а внутри – кожаная куртка «Тринити» со следами крови. Сердце мое застучало сильнее: это он, Синий; я узнаю его, потому что двумя часами раньше видел его на экране телевизора. Но мы его пока не обнаружили.
– Чисто!
Аннинский пошел вперед. Я тормознулся около туалета и, распахнув дверь, ушел в сторону. Тотчас изнутри грохнули три выстрела подряд и выбили штукатурку из стены напротив. Мое лицо посекло осколками, и я, всадив в косяк пулю двенадцатого калибра, крикнул:
– Брось ствол! На пол! – И Аннинскому: – Не стреляй, Виталик! Нам он нужен живым.
Изнутри снова отработал пистолет. Снова я не успел укрыться от осколков штукатурки и опять разрядил ружье.
Изнутри раздался еще один пистолетный выстрел. Глуховатый, как мне показалось. Сердце мое замерло. По-прежнему держа дробовик на изготовку, я уже безо всякой надежды заглянул в это тесное помещение. И выругался:
– Сука! Тварь.
Я вошел внутрь и, двинув ногой в голову трупа, снес его с унитаза.
Синий одним выстрелом себе в рот похоронил наши надежды сегодня же покончить с бандой. Я не преувеличивал. С каждой минутой аппетиты наши росли и не могли остановиться.
Я опустился на колено, за волосы поднял голову бандита и всмотрелся в его лицо. Глаза полузакрыты, и в них я различил жизнь, последний ее обрывок, как кусок магнитной ленты. Облик полуголого, с забинтованной рукой, с пластырем на спине человека не соответствовал нарисованному мною. Я представлял его иным, под стать Блондину: сильным, с отпечатком интеллекта на лице. Я же увидел перед собой ущербного, щуплого человека лет тридцати пяти. В гоночном шлеме с непроницаемым забралом, в модной куртке, на современном байке он и выглядел молодым и мускулистым – лет двадцати пяти. А тут…