— На самом деле ты должна была эту пачку потратить еще вчера. Ну, в крайнем случае, сегодня утром.
— Утром я крепко спала, — заметила я себе в оправдание.
— Это тоже неплохо, но потом, когда ты все же по магазинам пошла, надо было не примеряться долго и рассудительно, как цивилизованный человек, а тратить деньги хаотично, со скоростью дикаря.
«Он что, надо мной издевается? Ничего не пойму. За что он меня ругает?»
— И как мне быть? — задала я вполне резонный вопрос, ожидая совета.
Мужчина шевельнул бородой и усами, полез в сейф и выложил на стол новую пачку валюты, в три раза больше прежней.
— Вот, — строго сказал он, — чтобы за два дня истратила. Сможешь?
Я нервно облизала губы и честно призналась:
— Все будет зависеть от того, куда пойдут все покупки.
Он усмехнулся в усы и меня успокоил:
— Все покупки твои. Не устраивать же нам распродажу.
— Тогда можете не сомневаться, потрачу, — обрадовалась я, хватая со стола тяжеленную пачку евро.
Словно пушинку подхватила я свою неподъемную сумку и полетела к двери. Не могу сказать, что не было у меня вопросов. Хотелось знать многое, но я помнила слова мудрой бабули: «Вопрос — знак неудовлетворенности». А разве можно чувствовать себя неудовлетворенной в Париже с пачкой денег и наставлениями тратить их с правдоподобной скоростью?
«Когда стану чуть посвободней, подумаю, в чем здесь дело, — решила я. — А пока не стоит лишать себя удовольствий. Даже если меня принимают за кого-то другого, глупо бить себя в грудь и доказывать, что я — это я. Париж это Париж, отель — закачаешься, вчерашняя прогулка с Себастьеном — полный отпад. Будет что рассказать моей подруге Ганусе».
Я купила еще одну сумку и занялась своими прямыми обязанностями. Через два часа и эта сумка была набита. А денег оставалось катастрофически много. Вдруг меня осенило: «Не по тем магазинам хожу!»
И я направилась к ювелирному магазину.
На этот раз задание выполнила блестяще: в восемь вечера я уже в своем отеле была, и носильщик тащил не только сумку, но и коробки с шубами. Рухнула в номере я на дорогой диван и воскликнула:
— Ай да Коля! Как он чудесно меня тут устроил!
«Но что это за секретная служба такая, в которой мой Коля работает? — вдруг озадачилась я. — Чем они занимаются? Может, хотят подорвать экономику нашей подружки Франции? Я готова отечеству послужить, но товаров здесь слишком много. Боюсь, одна не управлюсь».
И тут меня осенило. Этот мужчина с сигарой что-то толковал о работе. Не это ли и есть работа моя? Если так, то не представляю, во что превратится отель, когда в него перекочуют все магазины Парижа. А судя по пачкам, темп наша разведка взяла немалый.
Вечером с чувством выполненного долга я неслась по Парижу в «Парти дэ плэзир», но маленько не добежала. В нескольких метрах от клуба меня перехватил Рышард Литан, друг Казимежа. Этой встрече я была особенно рада: Рышард (француз с польскими корнями) русского языка не знал, зато отлично изъяснялся по-польски. Польский — тот самый язык, на котором я произнесла свое первое слово и всегда была рада случаю произнести еще с добрый десяток.
— Муза! Ты и в самом деле здесь! — изумленно воскликнул Рышард.
— Как видишь. И даже успела вчера покутить с Себастьеном.
— А я не поверил, когда Жан-Пьер хвастал, что видел тебя. Думал — он шутит.
Меня это несколько удивило. Я сама хотела увидеть Жан-Пьера, близкого друга Казимежа. С изумлением я спросила:
— Жан-Пьер меня видел?
— Ну конечно. Я бы тоже тебя увидел, но пришел значительно позже.
— Ты был вчера в «Парти дэ плэзир»?
— Очень недолго, лишь разыскал Жан-Пьера, и мы отправились на вечеринку к Розалинде. Ты знаешь Розалинду?
— Нет, не знаю. Неужели это ее настоящее имя?
— Нет, конечно. Это ее псевдоним.
Рышард не спускал с меня влюбленных глаз. Я знала, что нравлюсь ему. Даже Казимеж знал, но не ревновал. Мне было обидно.
Наше общение внезапно было нарушено милягой Роже, появившимся в конце улицы.
— Мюз! — восторженно воскликнул Роже и произнес длинную речь по-французски.
— Что он сказал? — вынуждена была я спросить у Рышард а.
— Он восхищается вечеринкой, говорит, что вы с ним вчера оттянулись по полной программе.
Роже любит выпить, не брезгует «травкой». Я взглянула на него с укором и жалостью.
— Рышард, посоветуй бедняге, пусть больше следит за своим здоровьем, — попросила я.
Рышард удивился, но перевел. Роже бросился меня целовать, не прекращая трещать — Рышард переводил и поражался. Оказывается, на вечеринке был не только Роже, но и Жан-Пьер, и масса народу.
— Слушай, — шепнул мне Рышард, — ты же вчера была с Себастьеном?
— Да, — подтвердила я.
— А мы с Жан-Пьером неплохо натрескались у Розалинды, — похвастал он. — С кем же тогда был Роже?
Мне было странно, что Рышард ломает голову там, где давно пора ставить диагноз. Того и гляди Роже начнет нам рассказывать про женщину в белом.
И все же в глубинах души появились сомнения: а может, я вчера так напилась, что…
Как-то сразу вдруг затошнило. Я запросилась в отель. Рышард проводил меня, но, едва мы расстались в холле, мне стало значительно лучше. Я решила, что всего лишь надо опохмелиться, и отправилась в бар.
Но и в баре меня поджидал неприятный сюрприз. Не успела я вскарабкаться на табурет, как симпатичный бармен, поправляя бабочку, приветливо улыбнулся мне как старой знакомой.
— Мадемуазель Мюз, вам как обычно? — спросил он по-английски.
Не успела я и глазом моргнуть, как он налил мне ту дозу ликера, которую я всегда стремилась осилить.
Не успела я решить загадку с любимым ликером, как на стойку легла пачка любимых моих сигарет.
«Он что, мысли читает?» — ошеломленно подумала я, тараща глаза на орешки, появившиеся на стойке следом за сигаретами.
Я тупо уставилась на бармена: этот парень весьма подходящего возраста где-то меня усмотрел, узнал мое имя и даже в курсе, что я ем, пью и курю. Знала бы бабуля, что я приехала в Париж покорять каких-то барменов, сгорела бы со стыда за меня.
Вечер был безнадежно испорчен. Я отправилась в номер, приняла ванну, улеглась в постель и мгновенно уснула.