Жан-Пьер потряс головой:
— Нет, другого.
Потрясенная, я спросила:
— Неужели бабуля умудрилась закадрить кого-то еще?
— Не бабуля, а ты.
— Так речь идет о Казимеже, — прозрела я и вздохнула:
— Казимеж бедный, и судя по тебе, он не разбогател.
— Казимеж давно со мной не работает, — с укоризной сказал Жан-Пьер, из чего я мгновенно сделала вывод, что Казимеж разбогател.
— А как его разыскать? — воскликнула я.
— Я не знаю, зато Казимеж мне часто звонит и, между прочим, всякий раз тобой обязательно интересуется.
— Странно, что мной Казимеж интересуется у тебя, а не у меня, — обиделась я. — В следующий раз, когда Казимеж спросит, жива ли я, пошли его к черту, естественно, от моего имени.
Расстроившись, что день прошел даром (поскольку трубка не куплена), я бросила Жан-Пьера и отправилась в отель, в номере рухнула на диван и задумалась. Уверена я была, что за мной следят, иначе откуда они знают о каждом моем шаге? Да и Тонкий не случайно в магазине вдруг появился во время скандала. А мужчина с сигарой, выходит, непосредственный мой начальник.
«Если я вернулась в отель без сумки, значит, он может сделать правильное заключение, что денег я не потратила. Следовательно, бессмысленно ждать новой порции», — подумала я и пришла в волнение.
Желание купить бабуле трубку с двумя белыми пятнышками овладело мной безраздельно. Бабуля обязательно должна разбираться во всех этих трубках, следовательно, по достоинству оценит подарок. Я уже представляла, с каким видом поднесу ей трубку, и как ахнет бабуля, и как не поверит своим глазам, и как я небрежно брошу «пустяки», и как горда буду при этом.
«Чертов мужик! — мысленно возмущалась я, — Сам же курит сигары, а не хочет понять, что моя царица бабуля просто обязана курить только хорошую трубку!»
В конце концов я решила отправиться в клуб и потолковать на эту тему со стариком Себастьеном. Он денежный, опытный, герой, любит бабулю и легко войдет в мое положение.
По дороге в клуб я снова повстречала Жан-Пьера. Он спросил:
— Деньги нашла?
— Всем известна скупость французов, — ответила я.
— Это да, — по-английски согласился Жан-Пьер.
— Самое обидное, что не знаю, сколько дней здесь пробуду. Вдруг выяснится, что завтра утром надо срочно лететь домой? Как я полечу без трубки?
— Да, это ужасно, — посочувствовал мне Жан-Пьер и неожиданно сообщил:
— Завтра утром мне позвонит Казимеж.
— Где он? — лихорадочно вцепилась я в руку Жан-Пьера. — Хочу его видеть!
— Все хотят, но никто не знает, где он, да и знать не должны.
— А ты?
— Я тоже не знаю. Казимеж звонит мне как коллеге и лучшему другу.
— Часто?
— Мюз, больно, отпусти мою руку, — взмолился Жан-Пьер.
Я отпустила, он сердито продолжил:
— Казимеж позвонил мне вчера, я похвастал, что видел тебя. Он очень обрадовался и сказал, что хочет с тобой поговорить.
— Я тоже хочу поговорить с Казимежем! — сгорая от нетерпения, воскликнула я.
Жан-Пьер почему-то струхнул.
— Тише, тише, — зашипел он. — Не так громко, на нас обращают внимание.
— Мне очень надо хотя бы голос его услышать, — переходя на шепот, призналась я. — Почему ты лишь сейчас мне сообщаешь об этом?
— Потому что раньше ты была очень странная. Казимеж, как узнал, что ты в Париже, звонит мне по сто раз в день, а я тяну и придумываю отговорки.
Какой он болван! Оказывается, и Казимеж хочет услышать меня, а этот друг так называемый нам помешает.
— Ну? И как это называется? — спросила я, подбочениваясь.
— Что? — не понял Жан-Пьер.
— Поведение твое. Ты хочешь помешать нашей любви? Ты еще не оценил ее силу?
— Да нет, Мюз, ты не поняла. Я очень боюсь за Казимежа. Его ищут. Ко мне уже подсылали странных людей.
— Не морочь мне голову, я говорю о любви.
— Правильно, и я о том же. Когда появилась ты, я был очень пьян, а тут как раз позвонил Казимеж, вот я ему все и выложил, а когда протрезвел, усомнился: может, это и не ты. На следующий день ты была очень странная, я уже не пил, а следил за тобой, я хочу сказать, наблюдал. Вчера ты была другая. Я испугался, пока не встретил тебя сегодня. Твоя идея купить трубку стоимостью с «Мерседес» развеяла все сомнения. Конечно, это ты, Мюз Добрая!
Выслушав странные речи Жан-Пьера, я посоветовала ему посетить психиатра и грустно подумала: «Это что, эпидемия? Несет черт-те что, не хуже Роже».
— Зачем мне психиатр? — разозлился Жан-Пьер.
— Вчера ты никак не мог наблюдать за мной, потому что этим занимался Рышард Литан. Он проводил меня до отеля, после чего я из номера не выходила. И не смотри на меня, лунатизмом я не страдаю и пью умеренно, чего нельзя сказать о тебе.
После моего заявления Жан-Пьер пришел в крайнее возбуждение.
— Мюз! — завопил он. — Мюз! Я и сам подозревал: здесь что-то не так! Я угощал тебя вчера шоколадными вафлями…
— И я их ела?
— С большим аппетитом.
— Тогда это была не я.
— Ты, Мюз, ты! В том-то и дело, что ты!
Терпение мое лопнуло:
— Все, Жан-Пьер, шоколадные вафли и я — несовместимы. Это знает любой, кто знает меня. Только мой четвертый муж по сию пору пребывает в уверенности, что я обожаю шоколадные вафли.
— Почему?
— Потому что в первый день нашего знакомства он шоколадными вафлями меня закормил, а я не нашла смелости ему признаться, что вот-вот сблюю на персидский ковер.
— Мюз, может, ты скажешь, что не проливала вчера себе на брюки яичный коктейль? — решил добить меня бессовестный Жан-Пьер.
— Вчера я была в юбке, потому что мои брюки Себастьен облил шампанским еще позавчера. Мы пили в карете, и прошу, давай прекратим этот бессмысленный разговор. Лучше скажи, когда собирался звонить Казимеж?
— Он позвонит завтра в десять часов. Если ты опоздаешь, он точно сойдет с ума.
— Я не опоздаю, потому что своими глазами вижу, как это страшно, когда человек теряет власть над собственным разумом.