Сразу после приземления Михаил Васильевич удобно уселся в тени ближайшего дерева, аккуратно вскрыл контейнер с ампулой. Неторопливо, со всеми возможными предосторожностями он вытащил ампулу и переложил ее в самодельный контейнер, который еще на базе МЧС в Венесуэле изготовил из водопроводной трубы. Тонкой веточкой он осторожно и плотно набил вокруг ампулы силиконовую крошку и завинтил крышку. Новый контейнер он во много слоев обмотал парашютной тканью, чтобы постороннему человеку было непонятно, что же это такое. Пустой контейнер он снова положил в пластиковую коробочку и зафиксировал зажимами.
Справа в небо уперся столб пыли. Перемещался он медленно, и была надежда, что это не преследователи, а именно то, что нужно – деревенский автобус, который курсирует здесь, перевозя аборигенов с места на место с их курами, тюками тканей, корзинами овощей. Ездят они медленно, но все равно это будет быстрее, чем топать ногами.
Почва под ногами становилась все более каменистой, и идти стало труднее. Дорог с покрытием в этом районе не было, и угадать, как тут петляет грунтовая дорога, было довольно сложно. Пыльный столб осел и стал расползаться над чахлыми деревцами и кустарниками. В раскаленном воздухе звука автомобильного мотора было не услышать и за двести метров.
Росляков взбежал, обливаясь потом, по склону и тут же увидел автобус. То, что можно было назвать дорогой, было всего лишь частью каменистого плато, где мелкие камни укатаны десятком автомобильных колес. Еле заметная полоса извивалась между крупными камнями и отдельными топорщащимися скалами. Облезлая колымага неопределенной принадлежности к конкретному автопроизводителю представляла собой квадратный кузов с пустыми окнами без стекол и крышей, на которую когда-то наварили железные поручни в виде очень большого багажника. И на этой крыше, и за окнами на специальных крючках виднелись клетки с птицей, корзины, мешки. Салон был набит до отказа пассажирами, и по ветру развевались разноцветные, в основном синих оттенков, платки.
Здесь жили туареги, а точнее, племена кель-аджар и кель-ахаггар. Немногочисленная колония, разбросанная по южному плоскогорью, население которой выращивало овощи, пасло мелкий скот и торговало. На языке туарегов тамахаг Росляков мог составить несколько простых фраз. Но даже если бы и не мог, то с кочевниками всегда общаться было просто, потому что в их среде существовал довольно развитый язык жестов, с помощью которого они находили общий язык с другими кочевниками во все времена. Включая и колонизаторов. Очень своеобразный и эмоциональный народ. Особенно если учесть, что у этих племен, которые были, в отличие от пришлых арабов, коренными жителями на юге Алжира, в социальных вопросах доминировали женщины.
Вытащив из кармана заранее приготовленные доллары, Росляков замахал рукой и побежал наперерез автобусу. Машина притормозила, а в салоне поднялся страшный галдеж. Это был шум не возмущения, а любопытства. На европейца показывали пальцами, смеялись, отпускали какие-то шутки и шумно обсуждали его появление.
Росляков помахал долларами перед глазами маленького сморщенного водителя, который единственный из своих соплеменников имел на голове не мужской литам или женский шаш, а красную бейсболку. Фразу он составил самую простую в том смысле, что хочет ехать и куда. Последнее было показано красноречивым жестом. Сквозь приветливые возгласы и кудахтанье кур Росляков с трудом втиснулся в переполненный автобус, обнимая свой самодельный рюкзак.
Туземцы не очень быстро успокоились, но наконец перестали скалить зубы и хлопать европейца по плечам и другим частям тела. Женские глаза блестели очень игриво и насмешливо, особенно если приглядеться и понять, что закрытое шашем лицо принадлежит молодой женщине или девушке. Росляков помнил рассказы о свободе женщин туарегов. Якобы нередко сама женщина не могла определить, кто же является отцом родившегося ребенка, и все племя собиралось, чтобы по чертам лица определить, на кого же из мужчин больше всего похож новорожденный. Сопровождалось все страшным шумом. Зачастую «отца» никто и не спрашивал, приписывая ему отцовство. Хотя это могло быть и очередной байкой европейских журналистов.
Относительно спокойная езда вдруг закончилась. Росляков нахмурился. Он рассчитывал, что до конца дня может передвигаться вполне спокойно, но, видимо, ошибся. Сбоку от дороги стоял открытый джип с эмблемой муниципальной полиции. Двое полицейских в тропической форме песочного цвета вышли навстречу автобусу, и один из них поднял руку.
Ну, вот и все, мысленно вздохнул Росляков. Теперь придется прорываться. Однако быстрая у них реакция. За сутки все поняли и взяли его след, только слишком самонадеянны его противники. Или приказ передан не очень точно. С какого бодуна они решили, что возьмут его вдвоем? А если они ищут не его, если это не относящаяся к нему полицейская операция?
Пока один из полицейских препирался с водителем, стоя возле автобуса, второй сунул голову в открывшуюся дверь и стал шарить глазами по салону. Европейца он увидел почти сразу, слишком тот отличался своей одеждой от туземцев.
– Ты! – Палец полицейского нацелился Рослякову прямо в лицо. – Выходи!
Сказано было на местном наречии, но Росляков понял приказ. Он спиной ощутил настороженность пассажиров. Наверное, теперь они думают, что европеец – контрабандист. Ничего не оставалось, как начать вылезать из автобуса. Бормоча извинения, Росляков протискивался к двери, а сам через головы других пассажиров попытался осмотреться по сторонам. Нет ли засады за камнями, где прячутся бандиты, не приближается ли еще какая-нибудь машина.
Полицейские вытащили пистолеты из желтых кобур и замахали водителю автобуса, чтобы он убирался отсюда. Заурчал мотор, и колымага, переваливаясь на неровностях, стала удаляться. Теперь объяснения были только знаками и междометиями. Знаками европейцу велели положить свой самодельный рюкзак на сиденье машины. И пока один держал его на прицеле, второй стал поспешно развязывать стропы, чему-то одобрительно кивая головой. Может, он понял, что это парашют? Если он обрадуется, когда увидит контейнер, тогда ищут именно его, а если…
Размотав парашютную ткань, полицейский извлек спортивную сумку и вытащил из нее аварийную аптечку, а потом пластиковую коробку с контейнером. Щелчок, и он уставился на блестящий цилиндр внутри, державшийся на металлических зажимах. Радостный возглас и знаки своему напарнику не оставляли сомнений. Они искали его. Теперь не дать им сообщить по рации кому-нибудь о задержании. С этого момента проблем у Рослякова и так будет более чем достаточно.
Резкий разворот на одной ноге, и рука отбросила руку полицейского с наставленным на него пистолетом. Короткий попутный удар локтем в челюсть, и Росляков поймал кисть полицейского. Второй с воплем отскочил в сторону, хватая с сиденья свое оружие. Но Росляков уже нащупал своим пальцем указательный палец полицейского на спусковом крючке пистолета. Сопротивление было сломлено одним ударом колена в пах, а потом ствол пистолета повернулся в нужном направлении.
Три выстрела с близкого расстояния, и грудь полицейского окрасилась кровью. С отвисшей челюстью он медленно садился на колени, а из безвольно упавшей руки вывалился пистолет. Второй дергался в руках Рослякова и никак не мог вырвать свою руку. Еще один рывок в сторону, удар лбом в переносицу, и ствол мгновенно уперся полицейскому под горло. Выстрел, второй, и пальцы на оружии ослабли.