— Сжечь в крематории вместе с мертвыми «бревнами». Сегодня к вечеру как раз образуется партия из четырех «бревен». Из огня блохи не успеют разбежаться.
— Сжигать блох — расточительство. Я не подпишу акта на это, — помрачнел генерал. — Вы не подумали, как на такое мое решение посмотрят в министерстве. Нам выделяется финансирование, наши работники получают повышенное денежное и продуктовое содержание. В конце концов, они не на фронте. А вы предлагаете сжигать блох.
— И как ваше превосходительство предлагает поступить? Блохи погибнут от голода без крыс.
— Надо использовать их в каком-нибудь эксперименте. Тогда их списание будет оправданно. И в моих глазах, и в глазах министерских чиновников, — не стал играть в «прятки» генерал-лейтенант.
— По утвержденному вами месячному плану у моего отдела нет таких исследований.
— Проявите инициативу. Напишите мне еще один рапорт с обоснованием. Мол, идея только что пришла в вашу голову, и я подпишу заявку о немедленном проведении исследований задним числом.
— Хорошо, ваше превосходительство. Сделаю все в точности, как вы мне подсказали.
Генерал порвал прежний рапорт и бросил его в корзину для бумаг. Ихара покинул кабинет, проклиная в душе трусливость Иссии. Вместо того чтобы подмахнуть бумагу и дать Ихара возможность без особых забот сжечь в топке крематория двадцать килограммов блох, генерал затеял проведение никому не нужного эксперимента…
…Каждый раз Николай вздрагивал, когда лязгала «кормушка» в его камере. Этот звук мог означать все, что угодно, в его дальнейшей судьбе. «Кормушка» откинулась. По времени должны были раздавать завтрак, но вместо кормежки японец потребовал высунуть руки и надел на них наручники, после чего вывел Галицкого в коридор. Это было плохим знаком. Если не считали нужным покормить, вполне вероятным было и следующее продолжение — вскрытие живого тела в секционной. Кому-то могли понадобиться свежие, очищенные от пищи человеческие внутренности.
Николай стоял лицом к стене. Конвоиры выводили из камер других пленников. Всего набралось десять человек, среди них Галицкий, Ричард, японец, остальные — китайцы.
Всех построили в колонну и вывели из корпуса «ро» во внутренний дворик. Там их уже ожидал Ихара. Он приказал всем расстегнуть одежду на груди и сверил выведенные тушью номера со списком, после чего дал «добро» на транспортировку «бревен».
Грузовик ждал в проезде. Обычный военный — крытый брезентом. Скамеек внутри не имелось, лежало лишь несколько охапок соломы. Только для охранника было предусмотрено откидное сиденье у заднего борта. Сам Ихара отправился в дорогу на легковом автомобиле с шофером и охранником. Перед этим в багажник ему поставили керамический контейнер, обложив его деревянными стружками.
Конвоир, сжимая в руках карабин, зорко следил за «бревнами», устроившимися на соломе. Николай сидел между американцем и японцем. Можно было перешептываться, конвоир этого не запрещал.
— Почему вы мне не отвечаете? — спросил японский летчик Ямадо. — Я же слышу, как вы перестукиваетесь, — кивнул он на Ричарда.
— Странно видеть здесь японца в потрепанной летной форме, — уклончиво ответил Галицкий. — Поневоле становишься подозрительным.
— Если бы меня подсадили в корпус «ро» как осведомителя, то придумали бы мне «легенду», не вызывающую подозрений, — парировал Ямадо.
— А может, твоя форма и есть такая «легенда»? Мол, такого не может быть.
— Думайте про меня что хотите, — прошептал Ямадо. — Я-то знаю, что неподставной. Я тоже мечтаю о побеге.
— Для начала расскажи, как ты сюда попал. Может, мы с американцем и поверим.
И Ямадо рассказал свою историю. В прошлом он был камикадзе. В свой последний полет отправился с горючим только в один конец, на самолете, который оставлял шасси на взлетной полосе при отрыве от земли. С семьей он распрощался. Ямадо предстояло с группой других камикадзе потопить американский крейсер. Он шел замыкающим. Ни один из самолетов цель не поразил, все были сбиты на подлете огнем зениток. Снаряд попал в двигатель самолета Ямадо. Тот чудом не взорвался, а рухнул на воду, проскакал по ней, как плоский камешек, и стал тонуть. Летчику удалось выбраться из кабины. Его и подобрали моряки того самого крейсера. Так он очутился в американском плену, откуда сумел бежать и добрался до своих, готовый к новому смертельному полету. Как оказалось, самое страшное было не позади, а ждало его впереди. Кодекс чести камикадзе не позволял воину остаться живым, а уж тем более попадать в плен. Ямадо лишили воинского звания лейтенанта и отправили в корпус «ро» простым «бревном».
Рассказанное казалось почти невероятным, но все же возможным. Ричард с удивлением смотрел на живого камикадзе. Николая же поразило иное.
— У вас, как в Советском Союзе, там тоже попавших в плен считают врагами народа.
— Сами виноваты, — встрял, не поняв, американец. — Сталин не подписал конвенцию о военнопленных.
— Так я же не о том, как немцы с нашими пленными обходятся, а о том, как к ним относятся на Родине.
Грузовик ехал по степи за легковушкой Ихара. Дороги не было, чтобы не заблудиться на обратном пути, охранник, сидевший в кабине, время от времени выплескивал на выпавший с утра снег раствор марганцовки. По этим розовым пятнам предстояло ориентироваться при возвращении.
— Вот только неизвестно, придется ли нам эти пятна увидеть, — сказал Николай, когда Ричард понял, для чего дорогу помечают. — Может, мы — те же камикадзе с горючим в один конец и сброшенным шасси.
Американец, прищурившись, смотрел на конвоира, устроившегося у низкого заднего борта на откидном сиденье.
— Можно попробовать его выбросить на ходу, — предположил он, продолжая отрабатывать возможности побега.
— Далеко мы сели от него, пока переберемся через китайцев, он успеет нас пристрелить, — прикинул Галицкий. — Да и выбрасывать сразу нельзя. Надо ключи от наручников забрать. Как ты их потом снимешь?
— Тоже верно, — согласился Ричард. — На обратной дороге надо последними в машину подняться. Тогда мы рядом с ним окажемся. Ключ от наручников нам нужен. Карабин заберем — и машина наша.
— Вот только будет ли она — эта обратная дорога, — произнес Галицкий.
Ехали долго. В степи то и дело попадались солончаковые озера, густо поросшие тростником. Иногда вдалеке виднелись монгольские юрты. Наконец, как понял Николай, прибыли на полигон. Никаких ворот, ограждения тут не имелось. Лишь на подъезде виднелась табличка, прибитая к вкопанному в землю столбу, предупреждавшая, что проход запрещен. Через полкилометра виднелась еще одна такая же.
Машина остановилась, водитель заглушил двигатель. Конвоир спрыгнул на землю и приказал выгружаться. Со скованными руками сделать это было трудно. Двое китайцев даже сорвались, разбили лица в кровь. Пейзаж был жутковатый. Голая, засыпанная весенним снегом степь, посреди которой в отдалении стояла большая ржавая стальная клетка. Легковая машина стояла у высокого дощатого помоста с приставной металлической лестницей. На помосте имелся стол и скамейка. Ихара уже забрался наверх и устанавливал на треноге оптику — мощный артиллерийский перископ. Блокнот на столе шелестел страницами под ветром.